Вид с больничной койки - Николай Плахотный

С воли регулярно приносили кипы свежих газет, журналы. Палата превращалась в читальный зал.

— Прессой-то хоть интересуетесь? — осторожно спросил сосед слева.

Ответил честно:

— Выборочно, конечно.

— Вот газетка. Наши прочли одну статейку фактически до дыр… Рекомендую.

Газета была местная, называется «Запад». Редакция целую полосу посвятила жгучей проблеме здравоохранения — о браке в работе медперсонала, о цене врачебных ошибок. Тема явно крамольная, запретная. А жгучие вопросы пресса нынче обходит стороной. Взамен подбрасывает скабрезные сюжеты, от коих даже любителей разврата всякого, как и сплетен из жизни звезд, — тошнит, с души воротит. Мало кого нынче прельщают даже мерзкие сериалы по ТВ. Ну а на радиоволнах, в эфире звучит круглосуточно бездуховная попса да чуждая русскому уху зарубежная музыка всех континентов. Прежде в обиходе бытовало устойчивое фразеологическое сочетание: радио говорит. Его сменило другое: радио играет, что никак не соответствует душевному настрою населения. От коллег, которые все еще при деле, я слышал: есть негласный приказ по СМИ и армии искусственными способами вселять в людские сердца оптимизм, подымать дух — одновременно из всех закоулков души выкорчевывать советский позитив, вызывать отвращение ко всему советскому, в частности, к социалистическому образу жизни.

Черной краски не жалеют. Фактически ставят в один ряд коммунизм и фашизм. Щелкоперам-перевертышам дан карт-бланш, раздолье безграничное. К тому ж и оплачивается их мерзкий труд по наивысшей тарифной планке. Есть ради чего стараться. Самые ушлые скопили баснословные состояния. Живут припеваючи: жрут в три горла. Соответственно, значит, теперешние будни представляют как сплошной праздник с участием секс-моделей, звезд кино и масскультуры, на фоне фигур Максима Галкина, Петросяна, Аллы Пугачевой, Ксюши Собчак, Филиппа Киркорова, потомственного юриста и политического дельца Владимира Вольфовича. Это наш каждодневный джентльменский набор. Все остальное — мелочь, как говорят газетчики, на подверстку к «подвалу» или к «стояку».

А тут вдруг трое репортеров выплеснули на газетную полосу берущий за душу репортаж о том, как родина потеряла свою дочь, прожившую на белом свете всего-навсего один час и 25 минут.

Вот что поведала корреспондентам несчастная молодая мать:

— В клинику акушерства и гинекологии меня привезли в пятницу, 19 августа 2005 года. Диагноз: преждевременные роды. Чувствовала себя неважно. Да меня еще в поликлинике предупредили, что предстоят нелегкие роды. К тому и шло. А тут, как на грех, выпали выходные, на меня никто не обращал внимания. Было же очень плохо нам обоим: и мне, и безымянному моему ребеночку. Лишь через трое суток врачи решили, что без кесарева сечения не обойтись. Порекомендовали обратиться за помощью к профессору Липману.

За одно намекнули: за свой труд он сам назначает себе гонорар. Муж мой Андрей без разговора выложил две с половиной тысячи баксов. Однако большие деньги нашу девочку не спасли.

Такова предыстория семейной трагедии. В дальнейшем она развивалась по жестокой схеме.

— С отчаянья вознамерились мы разобраться в беде, докопаться до истины… И началась бумажная волокита! Хождения кругами по казенным местам, — сдерживая слезы, говорила Марина. Ее волнение выдавали руки: они дрожали; пальцы то сплетались в жгут, то казались безжизненными. Лицо было каменным. Глаза горели жгучим огнем героини греческой трагедии — Клитемнестры.

В жизни человека наступает порой такое состояние души, что истина становится дороже собственной жизни. В какой-то мере похоже на подвижничество. Многие прошли по этой мучительной стезе. Некоторые ходоки превращаются в заложников навязчивой идеи: во что бы то ни стало достичь поставленной цели. Ради нее готовы биться до последнего, чего бы то ни стоило. Полем сражения зачастую являются присутственные места, апартаменты чиновников разного ранга…

Убитые горем супруги Брежо действительно могли сойти за героев греческой трагедии, кабы не паспорта с отметкой о российском гражданстве. А время действия — наши дни.

Шли по прямой. Смиренно обошли снизу вверх врачебные кабинеты Клиники акушерства и гинекологии им. Снегирева. Доктора, профессора, академики встречали супружескую пару поначалу приветливо, выражали сочувствие, пытались словесно утешить, ободрить. Но не могли взять в толк, чего именно теперь (!) от них хотят. День ото дня круг сочувствующих редел — горемык стали избегать. Говорить-то уже было нечего и не о чем. Визитеры кожей чувствовали на себе взгляды, полные неприязни, граничащие со страхом. Вскоре вокруг Брежо образовалась немота, пустота.

В отчаянье супруги бросились в суд, потом в Хамовническую прокуратуру, даже в управление по борьбе с экономическими преступлениями. Дневали и ночевали в Минздраве. Требовали объективного расследования обстоятельств, приведших к смерти своего младенца. Их воспринимали как помешанных, за спиной подшучивали, давали пустопорожние советы, как и чем растерзанные души успокоить. Попутно доктора и чиновники ловчили, химичили… Подкорректировали записи в карточке, сделанные сотрудниками приемного отделения. Позже выявился подлог в документальной части клинико-экспертизной комиссии. Якобы ребеночек еще до появления на свет, находясь в чреве матери, был насквозь болен, был обречен; бороться за его жизнь было бессмысленно. Да и самой роженице приписали диагнозы, которые ей сроду никто не ставил.

Брежо потребовали провести независимую экспертизу. В патологоанатомическом отделении и слышать об этом не хотели. Сказали твердое «нет!». Сослались на врачебную тайну. От кого скрывали медики тайну? От государства? От родителей? Для чего же и для кого создана эта сакраментальная служба? Опять никто не дал вразумительного ответа. Что касается факта дачи взятки, он вообще снят был сразу ж с обсуждения «за отсутствием прямых улик».

Профессор Липман А. Д. первое время волновался не меньше роженицы. Заявил, что готов всячески сотрудничать в разборе обстоятельств. Прозрачно намекал, что к «делу» якобы причастны некие «третьи лица» и он готов вывести их на чистую воду, ежели… позволит начальство. Однако мифическое начальство команду «фас!» не дало, скандал стали спускать на тормозах. Да и сам Андрей Давыдович исчез с поля видимости, не появлялся в институте. По слухам, скрывался поначалу на своей прекрасной даче, затем выбыл за пределы России.

А что супруги Брежо? Загнанные в угол, им показалось, будто открылась тайная лазейка. В натуре это был мало кому ведомый офис под вывеской «Лига защиты пациентов». Причем вход свободный, без каких-либо предварительных условий. К тому ж услуга бесплатная. Что само по себе очень подозрительно.

Бедные, несчастные… Они бросились на эту соблазнительную приманку, будто ночные мотыльки на огонь. Посидели в кружке добрых людей, выплеснули накопившуюся в душе горечь. Ушли домой ни с чем.

Слухами земля полнится. Той же дорогой пришли в московский особнячок и столичные журналисты. Без церемоний, запросто были приняты самим президентом Лиги защитников пациентов Александром Северским. Он был предельно откровенен: