Свидетелей не оставлять - Сергей Зверев

Из всех способов расколки Рудаков предпочитал спокойный, без надрыва разговор по душам. Иногда он длился несколько часов, иногда – изо дня в день. Рудаков мог неделю работать с подозреваемым в убийстве, трепаться с ним на отвлеченные темы, наблюдать, как в процессе изменения их взаимоотношений меняется сам человек. «На что ты время тратишь? – слышал он порой. – Надо работать, а ты чайком с уголовниками балуешься». Между тем это и была работа. Притом самая сложная, точная работа настоящего сыскаря. Так он за пять дней расколол того самого Коваленко – убийцу сорока восьми женщин. Таким же образом он добился признания у душегуба, закопавшего в лесу троих детей. И у многих других.

И вот очередной поединок. Рудаков не знал, что должен выудить. Но что-то есть – это он чуял своим сыщицким носом.

Рудаков начал беседовать с Брендюгиным после встречи того с адвокатом. Обычно разговор адвоката с подзащитным носит такой характер: «Ничего не признавай, ни в чем не раскаивайся. Чистосердечное раскаяние облегчает душу, но добавляет срок. В крайнем случае скажешь, что потерпевший настиг тебя ночью в переулке и насильно дал свою куртку поносить». После таких накачек люди разговаривают со следователями крайне неохотно, если вообще разговаривают.

После же разговора с Альтшуллером рассчитывать на откровенность его подзащитного было еще труднее… Но можно.

– Садись, Гена, закуривай. – Рудаков протянул Брендюгину пачку сигарет.

– Спасибо.

Киношный жест. Во всех фильмах следователь предлагает подследственному закурить. Вместе с тем штамп этот взят из жизни. В изоляторах с куревом плохо, поэтому люди действительно рады, когда им предлагают сигареты.

– Меня зовут Роман Викентьевич Рудаков. Я старший оперуполномоченный по особо важным делам Регионального управления по борьбе с организованной преступностью.

– Особо важное дело – пистолет нашли, – кисло улыбнулся Брендюгин.

– Об этом потом. Гена, я не хочу, чтобы ты видел во мне врага. Нам еще общаться и общаться.

– Вы меня допрашиваете?

– Просто разговариваю. За жизнь. Не хочется?

– Не очень.

– Ну и зря. Для тебя наше общение может быть полезным. Да расслабься ты, не ершись… Сам-то откуда?

– В смысле?

– Где родился?

– На левом берегу.

– А я депошный. Когда мальчишкой был, районы наши воевали. Меня у пристани, я в десятом классе был, так отделали, швы пришлось накладывать.

– Когда я в школе учился, уже не воевали.

– Все меняется. Чувствуешь уже себя эдаким старичком. Скоро буду внукам рассказывать, какая жизнь раньше была… Ты вроде спортсменом был?

– Был.

– Не сложилось?

– Да, это такое дело…

Слово за слово – опер и подозреваемый разговорились. О жизни, о том, что вокруг творится, о проблемах. Рудаков вытащил из портфеля термос с горячим кофе, плеснул туда коньяку – конечно, спиртное в изоляторе – нарушение, но на какие только нарушения не приходилось идти. И наркотики, бывало, давали за достойное поведение… Разговор продолжался часа три.

– Так меня Жанна и нагрела.

– Ясно. И тогда ты с этими хануриками связался.

– Точно, – кивнул Брендюгин и напрягся, понял, что ступил на зыбкую почву – может засосать.

– Тут ошибка у тебя вышла, – сказал Рудаков, поняв, что попал в самую точку своей фразой. Похоже было, что Геннадий, будучи на мели, связался с какой-нибудь преступной группой, возможно, серьезной, о чем говорил пистолет в салоне машины.

– Черт его знает, – неопределенно пожал плечами Брендюгин.

– Гена, ты бы все отдал, землю бы ел, лишь бы повернуть все назад, изменить, вернуться к тому моменту, когда согласился на это. Не так?

– На что на это?

– Да брось ты. Что я, не знаю? Рога кому-нибудь обломать, квартиру выставить. Мы же РУОП, нам известно такое, что тебе и не снилось.

– Дурак был! Круглый дурак! – Брендюгин всхлипнул, как ребенок.

– Ладно, Гена, ладно. – Рудаков похлопал его по плечу. – Не убивайся ты. Главное – вовремя остановиться. Сказать: «Стоп, баста». Твоих приятелей мы все равно возьмем. А тебе выкарабкиваться надо. И я тебе тут лучший помощник. И единственный.

Брендюгин усмехнулся.

– Чего улыбаешься?

– Альтшуллер сказал, что менты будут в душу лезть и чтобы я рот на замке держал.

– Альтшуллера твоя судьба волнует не больше, чем борьба женщин за равноправие в Пакистане и сокращение поголовья кенгуру в Австралии. Ему главное, чтобы деньги шли. Думаешь, твои приятели ему платят, чтобы тебя из тюрьмы вытащить? Нет. Чтобы самим сухими из воды выйти. В крайнем случае, чтобы на тебя все свалить. Чтобы ты за них всех виноватым стал.

– Виноватый, да! Когда я их остановить хотел, они меня чуть не пристрелили!

– Это же подонки. Мразь. Они тебе сегодня клянутся в вечной дружбе, а завтра, если что не по ним, нож в спину или пулю. Говорить с ними о чести, о совести бесполезно. Их стиль – предательство и подлость.

Брендюгин вздохнул.

– Вспомни, как в первый раз было, – сказал Рудаков. – Тяжесть какая навалилась. Надо от нее избавляться, Гена. Ты приличный человек. Такая ноша не для тебя.

– Эх, – вздохнул Брендюгин.

И начал говорить.

* * *

Кто из русских людей на переломе столетий не просыпался порой с ощущением, будто что-то упустил, не воспользовался моментом. Сегодня нужно успеть ухватить, покрутиться где надо, кого-то обскакать. Завтра может быть поздно. Будущее зыбко и неопределенно, никто не знает, какие сюрпризы оно готовит – голод, мор, войну. Все размыто, нечетко. Все второстепенно, кроме шанса, который нельзя упустить. Упустишь – вмиг окажешься на обочине и будешь смотреть, как твои вчерашние знакомые уносятся на роскошных автомобилях, оставляя тебя глотать пыль… Закладываются основы состояний, происходит первоначальное накопление капитала. Ни образование, ни труд, ни ум не нужны. Главное – не упустить свой шанс.

Андреас Цепс чувствовал, как свой шанс он упускает. Что он имеет? Нудную учебу в институте, сессии, зачеты… А потом? Плакат на грудь «Ищу работу»? Кому нужен инженер-теплотехник? А если и нужен, кто будет ему платить достаточно для нормальной жизни? Его однокурсники и одноклассники крутились в каких-то фирмах – один однокурсник устроился работать крупье в казино, другая однокурсница стала замдиректора какой-то шарашки, работая больше телом, чем головой. Еще один знакомый подрабатывал операциями с крадеными машинами. И все зарабатывали деньги – доллары, марки, рубли. Эти бумажки были ценны не сами по себе, они являлись пропуском в мир роскошных девиц и дорогих сигарет, собственных автомобилей и вилл, экзотических загрантуров… Андреасу было обидно это наблюдать и завидно. Молодость уходила.