Жар небес - Сандра Браун

Он сжал руками ее голову и быстро, но крепко поцеловал.

— Может, ты тогда отвлечешься от разговоров о прошлом.

— Прекрати! — крикнула она, разозленная его бесцеремонностью, с которой он пытался отвлечь ее от разговора. — Мне необходимо поговорить с тобой об этом, Кэш.

— Разговоры между мужчиной и женщиной — напрасная трата времени.

Он обнял ее за талию и привлек к себе.

— Знаешь, если ты хочешь поговорить о пиве, давай поедем сейчас в Тиборо-Понд и разопьем остаток моей упаковки? — Он легко коснулся губами кончика ее носа. — Можем взять еще пива. Брось это. Будь проще. Поваляешься в траве. Я буду обнимать тебя. Буду целовать с ног до головы. Ты еще не знаешь, какой у меня язык.

Он снова припал к ее рту губами — на этот раз властно и бесцеремонно. Одновременно его пальцы нажали на ее соски.

— Кто знает, может быть, я окажусь счастливее Хопкинса.

Шейла с силой оттолкнула его и вытерла рот. Ее грудь бурно поднималась и опадала от возмущенного дыхания.

— Жалко, что я не пристрелила тебя, когда было возможно.

Он с трудом выдавил из себя улыбку:

— А я — что не изнасиловал тебя в выгодной ситуации. Спокойной ночи, мисс Шейла.

Он повернулся спиной и скрылся в темноте.

Шейла не могла успокоиться даже дома, вспоминая его слова и стараясь уснуть. Кэш Будро способен кого угодно довести до бешенства. Если бы она могла убить его за все преступления против нее! И главное — за то, что каждый раз он ухитрялся распалить в ней желание.

С самой первой их встречи все эти годы он причинял ей одни неприятности. К счастью, ее память не удержала события той ночи, когда он привез ее домой с гулянки. Но сегодня прошлое нахлынуло на нее. И все же самое главное: то, что Кэш сказал ее отцу, ускользнуло от нее. Это было жизненно важно, хотя Кэш и не хотел, чтобы она вспомнила. Почему? Что это могло быть и почему до сих пор имеет такое значение?

Она продолжала теряться в догадках, но внезапно зазвонил телефон на ночном столике.

— Алло?

— Мисс Крэндол?

— Да.

— говорит ДОКТОР Коллинз.

Рука до боли сжала трубку.

— Отец?! — в тревоге спросила она.

— Необходимо, чтобы вы приехали как можно скорее, — сказал доктор. — У него начался второй приступ. Выбора нет — надо оперировать. Но даже тогда… я не знаю.

— Я еду.

Она позволила себе пять секунд побыть во власти полной отрешенности и всепоглощающего горя. Затем опустила ноги на пол перед кроватью. Босая выбежала в холл. Кен в ночной пижаме стоял у дверей семейной спальни.

— Я слышал звонок и уловил конец разговора, — сказал он. — Мы тоже едем.

— Прекрасно. Через пять минут встречаемся внизу.

Даже в такой поздний час больница была ярко освещена — и тем не менее напоминала склеп. Все трое молча поднялись на второй этаж, где за последние несколько недель они стали завсегдатаями.

Стоило дверям лифта распахнуться, как все трое бросились по коридору, словно стая репортеров, учуявших сенсацию. Шейла опередила остальных и первая влетела в кабинет дежурной медсестры.

— Где доктор Коллинз?

— Готовится к операции. Он просил вас подписать эту бумагу.

Едва взглянув на формальный документ, она написала свое имя в указанном месте.

— Скажите, отца уже перевезли в операционную?

— Нет, но санитары уже пошли за ним в палату.

— Можно мне увидеть его?

— Он в тяжелом состоянии, мисс Крэндол.

— Ничего. Мне необходимо его видеть. — Она не добавила роковых слов «еще один раз». Но страх, что это так и будет, терзал ее сердце.

Вероятно, выражение боли на ее лице вызвало у медсестры сочувствие.

— Ну хорошо. Только не задерживайте перевозку.

— Не буду. — Она обернулась к Кену и Трисии. — Вы пойдете?

Трисия, ожесточенно растирая ладонями коченеющие руки, отрицательно покачала головой. Кен взглянул на жену, затем на Шейлу.

— Иди одна. Нам уже приходилось видеть его страдания во время первого приступа. Второй раз вынести такое трудно.

Шейла понеслась по коридору. Дверь в палату Коттона была распахнута настежь. Два санитара перекладывали его с больничной койки на каталку. Весь опутанный трубками и проводами, он представлял собой печальное зрелище. Но это не поколебало Шейлу. Она уверенно вошла. Санитары с недоумением оглянулись.

— Я его дочь.

— Мы готовим пациента к перевозке на операцию.

— Я знаю. Медсестра разрешила мне повидать его. Он в сознании?

— Вряд ли. Ему уже сделали предварительный укол. Шейла подошла сбоку, так чтобы не помешать санитарам, и взяла его за руку. С тыльной стороны черная от иголок, беспрестанно втыкаемых в вены, рука бессильно лежала в ее ладонях. Родная рука, знакомая до мельчайших мозолей, вызывала тысячи воспоминаний. Эта рука гордо гладила ее по голове за отличную отметку по математике. Она утешала ее после падения с резвого жеребенка. Она вытирала ее слезы, когда он объяснял ей, что Мэйси ее любит и только не знает, как это выразить.

Она прижала его руку к своей щеке.

— Почему ты перестал любить меня, папочка? — прошептала она так тихо, что никто вокруг не мог расслышать.

Словно в ответ на ее вопрос, глаза Коттона открылись и прямо взглянули на нее. У нее вырвался тихий радостный вскрик, и улыбка осветила залитое слезами лицо. Он не умрет, не узнав, как сильно она любит его!

— Шейла, — еле прошептал он.

— Нам надо идти, мисс, — сказал один из санитаров, пытаясь оттеснить ее от каталки.

— Да-да, я понимаю, но… Что, папочка? Что ты хочешь сказать?

Он все еще любит ее! Он старается сказать ей это, зная, что, может быть, видит ее в последний раз.

— Зачем ты…

— Мисс!

— Прошу вас! — взмолилась она. Санитары отступили.

— Что, папочка? Зачем я — что?

— Зачем… ты… убила моего внука?

— Будро!

Кэш так задумался, что не слышал, как к его дому подъехала машина, не слышал шагов на крыльце. С половины четвертого он пил кофе, ожидая рассвета, чтобы отправиться на работу. Его мысли беспрестанно вертелись вокруг женщины, на которую он работал.

Поэтому он ничего не слышал.

Его имя прозвучало словно само собой. Впрочем, нет, кто-то стучал в дверь, повторяя его имя и производя шум, сравнимый с работающей бетономешалкой. Проклиная столь раннего гостя, он оставил чашку только что налитого кофе на столике и пошел открывать.