На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале - Кирилл Якимович

Во многих описаниях «Зимней войны» холодная погода характеризуется только как союзник финнов. И это было действительно так, но с одной оговоркой — в условиях суровых труднопроходимых лесов Северной Карелии. Там, где колонны советских войск вытягивались по одной-двум имеющимся дорогам, они становились легкой добычей для мобильных финских лыжных отрядов, внезапно нападавших из леса и расчленявших и окружавших неповоротливые формирования противника. Попавшим в окружение и отрезанным от своих тыловых баз частям РККА холод и голод доставлял трудноописуемые страдания.

Однако в позиционных боях Карельского перешейка, когда противоборствующие стороны разделены четкой линией фронта, холод стал союзником Красной армии. Когда морозный воздух обжигает лицо, а окостеневшие пальцы с трудом сгибаются на спусковом крючке, самое большое желание у любого солдата — забиться в теплую натопленную землянку. Поначалу в неглубоком тылу с отоплением укрытий для личного состава 7-й дивизии не было проблем, и дым от труб блиндажных печурок свободно поднимался к небу. Но в середине января над советскими позициями за Тайпалеен-йоки, в районе Неосаари, в воздух взмыл аэростат. Гигантская серебристая «колбаса» с оперением в хвостовой части колыхалась в бледно-сером небе, неся в себе угрозу для оборонявшихся. Впервые наблюдавшие это изобретение финские солдаты поначалу не поняли, зачем «рюсся» вывесили над рекой этого монстра. И только приглядевшись, они увидели под брюхом у аэростата висящую на канатах небольшую корзину, в которой сидел наблюдатель. Теперь все их позиции могли просматриваться противником, а многочисленные дымки легко выдавали тыловое расположение рот и батальонов.

Конечно же, аэростат — штука капризная, и он мог применяться только в ясную и спокойную погоду. Но особенность здешней зимы в том и состоит, что чем тише и солнечней погода, тем крепче мороз. И финны стали ненавидеть мороз. В ярком свете январского дня, когда световой день пусть ненамного, но все-таки больше декабрьских, когда солнечный свет заставляет сухой снег переливаться всеми цветами радуги, советская авиация и артиллерия стала вызывать у финнов самые значительные потери в условиях наступившего прекращения крупных лобовых атак. «Сталинские соколы» с красными звездами на плоскостях иногда появлялись совсем незаметно, потому что гул многочисленных моторов был неразличим на фоне артиллерийской канонады, а заходившие с юга самолеты своими блестящими фюзеляжами почти не выделялись на залитом солнцем небе. Иногда количество бомбардировщиков доходило до ста машин за один налет. Они отделялись от основного строя тройками или пятерками и с пронзительным воем пикировали на чернеющие среди белых полей перелески, которые мгновенно взмывали в воздух перемолотой с осколками гранита, бревен и человеческих останков землей. Холод гнал свободных от боевого дежурства бойцов в блиндажи, и если в него попадала авиабомба или крупный снаряд, раскапывать ощетинившуюся остатками бревен воронку в поисках уцелевших людей уже не имело смысла.

Наряду с налетами с земли и с воздуха, которые стали ежедневными, напор на передовые позиции в Теренттиля и Кирвесмяки также не ослабевал. Тщательным образом обдумав ситуацию, Тимошенко направил в войска директиву не только об изматывании противника авиационными и артиллерийскими ударами. В руководстве к действию фронтовым соединениям приказывалось периодически пытаться расшатать оборону финнов вклиниванием и расчленением их передовой посредством захвата отдельных огневых точек.

На Тайпале эту задачу попытались выполнить по-особенному. Как уже говорилось, чтобы подойти к финским позициям, необходимо было преодолеть обширные открытые поля, которые насквозь простреливались из пулеметов и винтовок. И чтобы подготовить плацдарм для последующих атак, войска стали применять тактику подкопа.

Ночи стали озаряться работой подрывников. Советские саперы закладывали заряды, подрывали их, а затем рыли траншею до воронки. Затем они опять закладывали заряд и опять тяжелыми кирками долбили мерзлую землю, расчищали проходы для своей пехоты, перекусывали колючую проволоку и подводили траншеи как можно ближе к передовым позициям неприятеля. После такой адской работы в снегу, под свистящими пулями, на некоторых участках между противниками оставалось не более пятидесяти метров. Одновременно с этим артиллерия РККА старалась прикрыть своих солдат, нанося массированные удары не по определенным узлам финской обороны, а по площадям. Довольно скоро поля, разделявшие противостоящие войска, покрылись сетью кривых неглубоких траншей, узкими длинными змеями подползавших к передовой противника.

Финские стрелки не могли оставаться безучастными, видя, как русские подбираются к их окопам. Пользуясь ночной темнотой, они время от времени совершали дерзкие вылазки к наиболее близким траншеям. В коротких схватках они уничтожали дозоры красноармейцев, минировали вражеские позиции, восстанавливали поврежденные проволочные препятствия, и отходили назад. Когда всполохи от разрывов озаряли ночную мглу, это означало, что высланные на смену передовому охранению группы советских солдат подорвались на финских минах. Но сработавшие смертельные ловушки лишь углубляли рукотворные траншеи, и на следующий день их длина увеличивалась еще на несколько метров. Затем все повторялось по новой — финны опять совершали набег на врага и отходили на свои позиции. Изучив эту тактику, красноармейцы сами стали устраивать западни для противника, и тогда уже ночной взрыв где-то на нейтральной полосе означал смерть пытающихся их побеспокоить финских солдат.

В таких стычках прошел почти весь январь 1940 года. Когда месяц перевалил за свою середину, давление на финскую оборону начало постепенно усиливаться.

Несмотря на многочисленные неудачи, на постоянные вылазки и отходы на исходные рубежи, небольшие периодические атаки на противника все-таки выполняли определенную задачу, принося положительный результат. Мало-помалу все огневые точки обнаруживались и наносились на карту. Так, постепенно, командирами РККА наконец была обрисована детальная картина финской обороны. В зоне ответственности 150-й дивизии позиции противника были разделены на три участка.

Первый участок охватывал финские первый и второй оборонительные узлы в Теренттиля, получившие в советской версии названия «северный овраг Мустаоя и юго-западный угол урочища Рииска с ДОТами № 153, 111, 154 и 104». Второй участок отождествлялся с четвертой и пятой позицией в Кирвесмяки, и был назван высотой «Стул» (собственно, сама пятая позиция на бугре посреди Суонийтют) с находящимся на ней ДОТом № 102, и четвертая позиция, именовавшаяся в советских документах как «юго-восточный угол урочища Рииска с ДОТами № 103 и 106» или просто «высота „Репа“». Третий участок назывался «юго-западным углом урочища Рииска», с находящимися там первым, вторым и третьим финскими опорными пунктами в Кирвесмяки, долговременным оборонительным укреплениям которых были присвоены номера 190, 107 и 108.

Зона действий 49-й дивизии включала в себя участок к северо-востоку от оврага Мустаоя с находившейся прямо над ним высотой 13,2 (с ДОТом № 7), затем четвертую и пятую финские позиции в Теренттиля, отождествляя их с находящейся за ними высотой «Груша» с ДОТами № 13, 14 и 15, и далее район речки Каарна-йоки с ДОТом № 561 («Луговым казематом» по финской терминологии). Нумерация обнаруженных огневых точек противника явно показывает, что советские разведчики принимали за бетонный ДОТ любое финское укрепление, на деле являющееся не бетонным, а дерево-земляным или обложенным гранитными камнями сооружением.