Кавказская война. Семь историй - Амиран Урушанзе

Сосредоточив под своей командой 10 тысяч солдат, князь Щербатов той же зимой перешел в наступление. Оказавшись перед лицом такой крупной, хорошо вооруженной армии, вел которую опытный генерал, многие казаки засомневались. Зажиточные станичники покинули Рубцова и бежали в ранее замиренные станицы. Сам есаул пытался организовать эффективную оборону, но силы были слишком не равны. Щербатов умело маневрировал, ему удалось блокировать восставших в отдельных станицах, не дать казакам объединить силы, а затем взять мятежные селения по отдельности. После падения Есауловской станицы готовые к решительной обороне пятиизбянские и верхнечирские казаки сложили оружие.

Утром 11 августа 1794 года у пороховой казны (арсенала) Черкасска было очень людно. Столпившиеся казаки с волнением чего-то ждали. Особняком держалась группа мужчин в расшитых золотом мундирах, сопровождаемая внушительной охраной. Человек в центре принимал поздравления и выслушивал славословия в свой адрес. Было видно, что он вдоволь насытился подобными речами, а потому отвечал кратко, а чаще безмолвным кивком головы. Это был князь Алексей Щербатов — усмиритель казачьего бунта. Скоро на площадь вывели связанного человека. По толпе пробежало волнение, именно ради него все собрались. Это был есаул Иван Рубцов — государственный преступник и изменник, вина которого заключалась в том, что он хотел жить свободным донским казаком. В руках палача засвистел кнут. 251 удар достался Рубцову, а после его заклеймили. Есаул потерял сознание и умер в тот же день около полуночи.

Донские казаки отправились служить на Кубань.

ПЛЕННИКИ

Весной 1841 года донской казак Николай Усачев ехал из Екатеринодара в Новочеркасск. В станице Мечетинской он зашел навестить дальних родственников. Начались расспросы. Усачеву было что рассказать. Усевшись за столом поудобнее, он поведал историю своего черкесского плена.

Промозглым ноябрьским вечером 1840 года казак Усачев пошел на Кубань напоить лошадь, а заодно и посмотреть расставленные рыбные сети. Было очень тихо, только казачий конь жадно глотал речную воду. Усачев подумал о доме, посмотрел на Кубань, которая так не похожа на родной Дон. Казаку стукнуло уже тридцать пять лет, он навоевался. Бесконечные стычки с горцами вкупе с однообразием линейной службы могли вогнать в уныние кого угодно.

Черкесов было трое. Внезапно наскочив на задумавшегося донца, они ловко скрутили его, не дав опомниться, — и вот он уже пленник. Казаку завязали глаза и увезли в горы. Через несколько дней нашелся покупатель. Усачева продали за быка и дорогую шашку. Он оказался в услужении у знатной черкесской семьи. Выполнял домашнюю работу, следил за лошадьми. Казака не истязали тяжелым трудом, но пленник рвался на свободу. Дважды неудачно. Оба раза его вскоре догоняли: Усачев не знал местности. Несмотря на попытки побега, доброе отношение к нему не изменилось. Но казак был упрям, и в третий раз у него получилось.

15 мая 1841 года Николай Усачев прибыл в Новочеркасск. Войсковое начальство уволило бывшего пленника со службы. Казак вернулся домой.

Казаки и черкесы изводили друг друга набегами. В этом и заключалась Кавказская война на правом фланге линии российских укреплений, расположенных по Кубани и ее притокам. Черкесы шли за добычей: скотом, лошадьми и пленниками. Последних можно было выгодно продать соплеменникам или вернуть за выкуп.

6 июля 1840 года отряд из сорока черкесов перешел Кубань и попытался отбить табун лошадей у одной из сотен 42-го Донского казачьего полка, но караульные смогли отстоять боевых коней и отогнали черкесов. Горцы отчасти компенсировали эту неудачу, захватив в плен казака Сергея Сафронова, который мирно косил траву недалеко от места стычки. Караульные заметили, что их товарища увозят за Кубань, и начали преследование. Однако догнать горцев не удалось, камыши и болотистая местность помогли им уйти от погони. Сафронов пробыл в плену меньше года. 7 февраля 1841 года его выкупили, а после вновь зачислили на службу.

Донские казаки тяжело переваривали Кавказ. Они храбро сражались, как, например, в бою у аула Гилли 3 июня 1844 года. Тогда под командованием генерала Диомида Пассека, погибшего через год под Дарго, казаки 38-го Донского полка помогли победить знаменитого Хаджи-Мурата. За это дело Николай I пожаловал донцам Георгиевское знамя — отличительный знак, которым награждался полк, проявивший «примерную храбрость» в бою. О царской милости донской атаман Максим Власов узнал из письма кавказского наместника Михаила Воронцова, которое он написал по пути в злополучный Дарго.

Служба на Кавказе тяжела и однообразна. И кроме побед, славы и наград, было отчаяние, которое казак обильно заливал хмелем. Семью годами позже, уже другому донскому атаману, Михаилу Хомутову, Воронцов написал куда как менее приятное письмо: «В донские казачьи полки, командируемые на Кавказ, назначаются и присылаются офицеры даже в чине есаула неодобрительного поведения, которым не только не может быть поручена никакая команда, но которые оставаясь в должности при штаб-квартирах, производят беспорядки и служат только отягощением для полковых командиров», — раздражался наместник.

Многие донские казаки влачили на Кавказской линии самое жалкое существование и откровенно нищебродствовали. Казачьи полки служили по очереди по три года. На этот немалый срок казак отрывался от дома, хозяйства, семьи и должен был жить на скромное жалованье, часть которого отправлял родным на Дон. Стесненный бытовыми неудобствами, сдавленный непривычным рельефом местности, окруженный чуждым, а часто и неприязненным населением, казак начинал пить. Чаще всего пьяный казак просто вызывал недовольство начальства, но иногда его поступки приводили к трагическим результатам.

Казак Андрей Двойнов служил на Кумыкской линии, которая прикрывала мирных кумыков от набегов непокорных чеченцев. 1 марта 1847 года пьяный Двойнов взял, кроме своей, еще и лошадь урядника, вышел из лагеря под предлогом напоить животных, действительно напоил их, но после, сев на коня урядника, ускакал к чеченцам. Когда казак добрался до первого чеченского аула, его немедленно разоружили и сняли с лошади. Горцы не стали разбираться в мотивах Двойнова, а быстро определили его слугой в один из домов. Такая жизнь не пришлась казаку по вкусу. В мае того же года, сговорившись с пленным русским солдатом-дезертиром, как и он, попавшим в плен, казак бежал.

Возвращаться на службу Двойнов не торопился. Какое-то время два беглеца жили свободно между землями чеченцев и русскими военными укреплениями, но однажды их заметили неподалеку от Герзель-аула. Беглецов поймали и доставили в крепость Внезапную. Двойнова судили. Его признали виновным в побеге «без всяких побудительных причин» и «утрате не принадлежащей ему лошади». 30 сентября 1848 года донского казака Андрея Двойнова расстреляли перед гарнизоном Внезапной.

В марте 1849 года приказ о расстреле казака зачитывался во всех донских станицах при «полных общественных сборах»: «…каждый из слушателей разделит со мною чувство огорчения, произведенное гнусным и оскорбительным для чести всего войска, поступком Двойнова, и что все служащие почтут священным долгом, обычною верностию, усердием и новыми примерами блистательной храбрости загладить и заставить забыть пятно, положенное на них бывшим собратом, заблудшимся и недостойным имени донского казака», — писал атаман Хомутов.