Юность Барона. Обретения - Андрей Константинов

Озвучивая свое предложение, он прекрасно понимал, что лихая троица его не примет, и без «пободаться», похоже, не обойдется. Не моральной же поддержки ради эти двое задохликов третьего амбала с собой прихватили. Поэтому в оконцовке фразы Барон сунул руку в карман и крепко сжал в ладони давешний подарок вагонного попутчика Бориса — учебную гранату. С досадой подумав о том, что совсем некстати подарил в Москве старому Халиду свой нож-выкидуху. Понятно, что нож, который умещается в рукоятку, по эффективности не превосходит даже заурядную зэковскую заточку, и против троих толку от него немного. Но это все-таки лучше, чем пустотелая никчемная болванка.

— Дроныч! По ходу, командировочный нас узнавать отказывается. Дурака включает.

— Не наговаривай на человека, Пичуга. Может, у него с перепугу память отшибло. И такое бывает.

— Ошибаетесь, милейшие. И узнал, и память на месте. Поначалу, правда, и в самом деле думал, свежие. Но оказалось — всё те же.

— Нет, ты только погляди на него! — изумился Дроныч. — Он еще и хамит. Короче, ленинградец: ты нам днем рупь за вход заплатил? Заплатил. А теперь еще червонец гони — за выход.

— Кстати, и лапсердачками я бы с ним сменялся, — добавил Пичуга. — Я давно себе такой хотел.

— Слыхала, тетенька? Будь добренька, перешли дяденьке пиджачок. А ежели озябла, так мы тебя по-иному согреть могём.

Ирина испуганно посмотрела на Барона, и тот, натянуто улыбнувшись, успокоил:

— Не бойся, Ириша, все нормально.

— Слыхали, парни! Ленинградцы, оказывается, не только шустрые, они еще и того… оптимисты.

Пичуга и Дроныч загоготали, амбал же по-прежнему не выказывал никаких эмоций. Просто молча стоял, немного отдельно от этих двоих, внимательно наблюдая за Бароном.

«Этот — самый опасный. Его, по возможности, компотом. На третье».

Барон поднялся с земли, показно отряхнул брюки и максимально невинно уточнил:

— Значит, говорите, червонец?

— Отмаксаешь больше — в обиде не будем. И про лапсердачок не забудь.

— А знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь, Павел Тимофеевич?

— И кого же?

— Телеграфный столб.

— Чево-о?!

— Такой же прямой и скучный.

— Чево-о? Ты чё щас сказал, падла?!

Захлебнувшись возмущением, Пичуга сделал шаг навстречу, опрометчиво, а может, и самонадеянно, раскрываясь.

При сложившемся балансе сил эффект неожиданности Барон мог использовать лишь единожды. И, по счастью, сумел реализовать его на все сто: резко выбросив правый кулак, Барон послал его по кратчайшей траектории от груди в подбородок Пичуге, при этом зажатая в кулаке «пшенка» усилила ударную мощь, сработав наподобие кастета. Словившая удар голова Павла Тимофеевича дернулась назад, рискуя оторваться, и, шумно клацнув челюстями, он рухнул на землю как подкошенный.

Никак не ожидавший такой подлянки Дроныч застыл на месте, обалдело раззявив рот. А вот амбал явил реакцию недюжинную, и Барон лишь каким-то чудом сумел увернуться от хлесткого выноса могучего кулака, целящего в солнечное сплетение. Он успел отпрыгнуть, но и амбал в каком-то немыслимом прыжке умудрился-таки чиркнуть ему ступней по колену. Да так, что Барон на пару секунд потерял способность передвигаться. Чем не преминул воспользоваться вышедший из ступора Дроныч, наскочив противнику на плечи в попытке завалить на землю. Понимая, что в партере его шансы минимальны, Барон зашатался, имитируя падение, согнулся и неожиданным рывком перебросил Дроныча через себя — неудачно приземлившись на выставленный вперед локоть, тот взвизгнул и, корчась от боли, покатился по траве.

В эту секунду Барон физически не мог видеть диспозиции амбала, а потому, распрямляясь, пропустил, словив от того очередной подарочек — коварный удар с носка, пыром, в лицо. Кабы ботинок угодил в нос — перелома было бы не избежать, но, на удачу, удар пришелся ровно в середину лба. Оно, конечно, тоже чувствительно, но все-таки терпимо. От удара Барона отбросило назад, и, не устояв на ногах, он упал, приземлившись аккурат на пятую точку. Со стороны, наверное, это смотрелось комично, но Ирине сейчас было не до смеха. Вусмерть перепуганная, все это время она молчала, не в силах издать ни единого звука, как вдруг, словно ее прорвало, завопила, заблажила истошно. И вот этот ее отчаянный, близкий к звериному вопль словно бы подстегнул Барона пустить в ход последний, до поры не задействованный резерв. Он же — блеф.

Барон прыжком вскочил на ноги, разжал ладонь с по-прежнему зажатой в ней гранатой и дурным голосом завопил:

— А ну, урла, осади назад! Шустро! Иначе все вместе сейчас на луну, к архангелам отправимся!

И, демонстрируя серьезность намерений, сымитировал левой рукой процесс вырывания предохранительной чеки.

— Э-э-э… ленинградец… Ты чего?! Не балуй! Слышь? — по достоинству оценил серьезность амбал, отступая на шаг и примиряюще поднимая руки.

— Ирина! — не поворачивая головы, озвучил-скомандовал Барон, развивая линию блефа. — Беги в камыши! Быстро!.. Еще дальше. Еще… А теперь ляг на землю лицом вниз и накрой голову руками. Хорошо. Молодец… Так, теперь с вами…

— Все, мужик! Все! Потолкались маленько и буде.

— Алё, местный! Ты ничего не попутал? Ты где тут мужика увидал? Мужики, они в поле пашут!

— Извини, я не подумав шлепнул. Все, му… ленинградец. Мы уходим. Ты только того, ты не нервничай… Слышь?!

— Животное свое не забудьте! — Барон кивком головы указал на продолжающего кататься по траве, скулящего от боли Дроныча.

— Пичуга! Твою мать, ты где?

— Я здесь, — тревожно пискнул несостоявшийся обладатель нового лапсердачка, умудрившийся при виде гранаты на карачках отползти на вполне приличное расстояние.

— Помоги Дронычу встать — и валим отсюда.

— Он, по ходу, того. Руку сломал.

— Жалко, что не шею, — зло процедил Барон.

Пичуга поставил на ноги воющего подельника и, обхватив его правой рукой за пояс, повел в ночь. Продолжая держать руки вытянутыми, амбал осторожно попятился за ними спиной вперед, словно прикрывая отход с поля боя раненого командира, влекомого санитаром.

— Стоять!

Амбал покорно притормозил.

— И запомните: женщину эту отныне — за два квартала стороной! Кто у вас в городе центровой?

— Непоседа.

— Вот передайте своему Непоседе, что Барон из Питера настоятельно просил уважить и в просьбе своей не отказать. Заглотил?

— Да.

— Тогда всё, исчезни из моей жизни.

* * *

«Ай да Боря! Ай да сукин сын! Небось тискаешь сейчас на сеновале свою тугоухую Гальку и ведать не ведаешь, что подарочек твой мне только что жизнь спас. И мне, и Ирине. Ей-богу, может, пойти завтра на почтамт и отстучать благодарственную телеграмму? Какой он там адрес называл? Ярославская область, Семибратовский район, колхоз «Красный маяк»?»