Незапертая дверь - Мария Метлицкая

в комнате, училась чистить картошку – в общем, не девочка, а сплошное счастье.

Анна пыталась что-то делать на кухне, но через полчаса уставала и мечтала об одном – лечь и пристроить больную ногу.

Как-то позвонила матери. Та удивилась:

– Ты дома? А почему не у своего кавалера?

Анна холодно ответила, что с кавалером рассталась:

– Как? Очень просто! Как люди расстаются? Как ты рассталась с отцом?

Ну и пошло-поехало… Впрочем, все ожидаемо:

– Анна, что ты себе думаешь? Кем ты себя возомнила? Ты инвалидка с ребенком на руках, нищая и бесперспективная! Ты что думаешь, я сейчас прискачу и все руками разведу? Нет, милая! Так не будет! У меня своя жизнь, и из-за того, что моя дочь идиотка, рушить ее не в моих планах! Только такая недальновидная женщина, как ты, могла разойтись с приличным мужиком! Любого надо было терпеть, понимаешь, любого! А ты? И в кого ты такая неразумная?

Анна молчала. Прослушав материну тираду, спокойно ответила:

– Не беспокойся, мама. Другого я и не ожидала. Хотя, – усмехнулась она, – про «не беспокойся» это не про тебя, верно? Ты ведь и не беспокоишься? И да, мам! Не звони, ладно? Как? Да очень просто – не звони и все, что может быть проще?

Под возмущенные слова матери Анна нажала отбой.

Всех разогнала. Никого не осталось. А, еще отец, но можно не пробовать, результат известен заранее.

В середине октября позвонили из больницы и назначили день операции.

Что чувствовала Анна? Полное отчаяние, и никак иначе. С кем оставить Марусю? Как они справятся после больницы? Ну и вечный вопрос – где взять деньги?

Промелькнула мысль позвонить Калеганову. Ну нет, точно не это. Как подумала – бросило в дрожь.

Позвонила отцу.

Тот выслушал без комментариев и, когда Анна замолчала, со вздохом сказал:

– Боже мой, ты уже взрослая женщина, Аня! Я долго ждал, пока ты повзрослеешь. Ждал и надеялся. Но, видимо, зря. Такие, как ты, никогда не взрослеют. У тебя вечные, нескончаемые проблемы. Такие, как ты, не живут сами и не дают жить другим. Таких, как ты, никогда ничего не устраивает, и они во всем обвиняют других. Ты не умеешь радоваться и воспринимаешь жизнь как тяжелое бремя. И проблемы тебя, Аня, находят сами. Кого мне жаль в этой ситуации – так это твою дочь.

– И, заметь, твою внучку, – не выдержала Анна. – Ты хочешь сказать, что это я виновата в аварии? А может, я специально все это устроила, чтобы стать обузой родственникам? Если бы ты знал, – Анна расплакалась, – как невыносимо просить и как тяжело к вам обращаться!

Анна нажала отбой, продолжать разговор было бессмысленно.

«Ну что, получила? А то ты не знала, чем это закончится!» – Она легла на диван и отвернулась к стене. Разболелась нога, и онемела рука. А может, взять и прекратить все одним махом? Ну уж нет! А что будет с Марусей? Ее дочь никому не нужна. Значит, детдом? А перенесенные муки и боль? А операции? А то, что она поднялась и ходит без палочки? Ну уж нет! Уйти из жизни из-за этих? Такого не будет! У нее есть Маруся. И у них все наладится.

За неделю до операции, когда еще ничего не было решено и выход не был найден, позвонила Ольга Васильевна. Анна ей очень обрадовалась. Поохав, Ольга Васильевна предложила приехать.

Встретились как родственники, как самые близкие люди. Ольга была в своем репертуаре – из сумки на колесах вынимала коробки, коробочки и контейнеры. Маруськины любимые куриные котлетки, тушеная капуста, пирожки с мясом, пирожки с повидлом. Зеленые щи в двухлитровой банке, малосольные огурчики, картофельная запеканка, яблочный пирог с антоновкой – запах стоял на всю квартиру. Маруська хватала то котлетку, то пирожок, висла на Ольгиной шее, лезла целоваться и без конца говорила, как по ней соскучилась.

Потом пили кофе и разговаривали. Анна изо всех сил старалась скрыть свое настроение, но от мудрой и прозорливой Ольги скрыть не получилось.

Рассказала. Слушая ее, Ольга молчала. Потом встала из-за стола, вымыла чашки и снова села напротив застывшей Анны.

– Значит, так, девочка, – спокойно сказала она. – Марусю, если ты не возражаешь, я заберу к себе. Надеюсь, ты мне доверяешь и волноваться не будешь. Подмосковье, свежий воздух, лес и все остальное. Ты знаешь, мы ладим. Пару раз приедем тебя навестить. Часто не обещаю – дорога. Но чтобы ты увидела дочку и была спокойна, приедем. И последнее, по поводу денег. За Марусю денег я не возьму, это не обсуждается. А когда выпишешься – деньги я тебе дам. Немного, но дам, мы, Анюта, из того поколения, которое привыкло откладывать – на черный день, помнишь? Вот и я подкопила немного. На первое время вам хватит. А потом, когда все у тебя наладится, пойдешь работать и отдашь. Торопить не буду, мне они ни к чему, так сказать, нетронутый фонд, на всякий пожарный, – улыбнулась Ольга Васильевна. – И да, Аня! Все будет нормально! Ты меня слышишь? У всех бывают такие периоды, ты мне поверь! Думаешь, у меня не было? Ой, девочка! Такое было… Вот думала – разбегусь и с обрыва в речку. Ей-богу! А потом решила – да черта с два вы меня сломаете! У меня сын, и ради него я все выдержу. Да и моя жизнь чего-то да стоит. Выстояла, Аня. Пережила. И знаешь, – Ольга задумалась, – стала по-другому смотреть на всю эту жизнь… Вообще по-другому. Понимать стала, что важно, а что так, ерунда.

Анна расплакалась.

– Ольга Васильевна, – вдруг спросила она, – а зачем вам вообще это надо? Ну мы с Марусей? Все эти хлопоты? Риски с деньгами? А вдруг не отдам?

Ольга улыбнулась:

– Не отдашь – значит, не отдашь. Тоже мне горе. Помру – похоронят, здесь, на земле, не оставят. Сын, сестра, государство – лично мне без разницы. А зачем надо? Странный, Анюта, вопрос. – Ольга Васильевна помолчала. – Люди мы или нет? Или я Библию зря читаю? И в храм хожу зря? И верую тоже зря? И как мне потом жить, если я мимо пройду и все забуду? Да и не чужие мы с тобой, Аня, бок о бок три месяца прожили! А Марусю я полюбила как внучку. Такая славная девочка! И все, Анют, все! Давай на этом закончим! Ну, мне пора собираться – дорога не близкая, пока доберусь… А накануне за Марусей приеду. И ей-богу, хватит спасибкать!

Вот так. И вправду – бог закрывает