Драгоценный камень - Норма Бейшир

– Ах вот, значит, почему ты уехала?

Она нахмурилась:

– Так да или нет?

Джордан сел, пригладил волосы и тяжело вздохнул:

– Меня всегда занимал один филологический казус. Почему вместо того, чтобы сказать «они трахались», говорят «они спали»? Ведь при таких делах ни о каком сне как раз нет и речи.

Слоун оперлась на локоть.

– Так было это или нет? Ты лежал в постели с этой женщиной?

Он внимательно посмотрел на нее:

– Кто тебе это сказал?

– Я получила информацию из первых рук. Мы встретились с Джилли на Променаде в Палм-Бич и…

– …она сказала тебе, что я был с ней в постели, – сердито закончил Джордан. – И ты поверила ей? Это ужасно. Просто ужасно!

– Так что, она сказала неправду?

– А ты как думаешь?

– Не знаю, Джордан. Я хочу услышать это от тебя.

Он снова вздохнул:

– После того как ты улетела из Франции, у меня было довольно много женщин. Я был зол как черт. Меня опять поимели… сначала Джилли, потом ты. А в Аргентине в мой номер вечером неожиданно ввалилась она.

– И ты уложил ее в постель?

– Не укладывал я ее вовсе, Джилли сама легла. Признаться, в принципе я был не прочь удовлетворить ее желание, но…

– Она передумала?

Он покачал головой:

– Нет… Джилли тут ни при чем. – Джордан помолчал. – Я не смог.

– Ты передумал? – спросила с облегчением Слоун.

– В известном смысле. – Его глаза встретились с ее глазами. – У меня не получилось.

Она озадаченно посмотрела на него:

– То есть ты…

– Да. И, поняв, что у меня все равно не получится, я ужасно разозлился и выставил ее. Она, конечно, не поняла истинной причины и подумала, что я просто не захотел ее. Впрочем, так оно и было.

– Понимаю, – сказала Слоун после длинной паузы.

– Приехав в Нью-Йорк разыскивать тебя, – продолжал Джордан, – я растерялся, потому что не знал, чего хочу. Наша неделя в Хонфлере перевернула всю мою жизнь. Я был уверен в одном: тебя необходимо найти и выяснить, почему со мной происходит такое. Только ты могла дать ответ на этот вопрос.

– И ты получил его?

– Да. Я осознал, что люблю тебя. Хотя вовсе не желал этого.

Слоун села, обняла его за шею и положила голову ему на плечо.

– Я тоже не хотела любить. Вот так. И что же нам теперь с этим делать?

Джордан улыбнулся:

– Не вмешиваться в ход событий, любовь моя. И пусть все идет своим чередом.

Сидней, март, 1987

Отель «Интерконтиненталь» на Мэкуори-стрит, открытый в 1985 году, был в Сиднее самым новым и, вероятно, самым фешенебельным. Его оригинальность заключалась в том, что это была надстройка над зданием колониального казначейства, величественного викторианского особняка из песчаника, построенного более ста лет назад во время золотой лихорадки пятидесятых годов прошлого века. Из своего номера на двадцать пятом этаже Джордан и Слоун наслаждались панорамой бухты и великолепной архитектурой комплекса оперного театра.

Сейчас было утро, и они завтракали в номере. Слоун любовалась видом, а Джордан, который останавливался здесь уже много раз, погрузился в чтение «Сидней морнинг геральд».

– Планируешь посетить здесь какой-нибудь книжный магазин? – спросил как бы вскользь Джордан, просматривая в этот момент раздел развлечений.

– Конечно. – Слоун следила за выражением его лица, ожидая негативной реакции, но ничего такого не произошло. – Кэти и Дани с самого начала научили меня максимально использовать любую возможность саморекламы, какая бы ни подвернулась. – После Палм-Бич Слоун вообще не хотела обсуждать с Джорданом свои профессиональные планы, но потом не выдержала. Ему придется смириться с ее профессиональными особенностями. Ведь и она принимает те аспекты его жизни, которые хотела бы, но не может изменить.

– В таком случае момент для этого сейчас самый подходящий, – заметил Джордан.

– Почему?

– Смотри, вот как относятся к тебе австралийцы. – Он передал ей газету.

В списке бестселлеров раздела «Книги» под номером первым значились «Поверженные идолы»!

Слоун ахнула:

– Невероятно!

– Ты что, до сих пор не попадала в список бестселлеров? – удивился Джордан.

– Да, но «Поверженные идолы» вышли здесь только на прошлой неделе. Прежде так быстро это не случалось. – Она не отрывала глаз от списка. – Нужно позвонить Кэти. Какое время сейчас в Нью-Йорке?

Джордан посмотрел на часы и задумался.

– Значит, так, здесь сейчас семь утра… а там четыре часа дня, но вчерашнего.

Слоун засмеялась:

– Вчерашнего?

Он кивнул:

– Здесь четверг, но в Нью-Йорке еще среда.

– В таком случае я сейчас ей позвоню. – Она встала и направилась к телефону, но Джордан обхватил ее за талию и посадил к себе на колени.

– Не спеши, – попросил он низким и чуть хриплым голосом. – И не выворачивайся. Если хочешь отпраздновать это событие, то почему не со мной?

Слоун тихо вскрикнула, когда Джордан легонько куснул ей мочку уха.

– Пусти, я должна позвонить, пока Кэти не ушла из офиса. – Она для вида продолжала сопротивляться, но его руки проникли под халатик из розового шелка.

– Позвонишь ей домой, какая разница. – Его губы прижались к ее губам, и он уже распахнул верхнюю часть халата.

Через десять минут она напрочь забыла обо всех на свете телефонных звонках.

Джордан пустил в галоп свою серую в яблоках лошадь по направлению к мячу, остановившемуся в центре поля. Приближаясь, он изготовился для удара, развернул клюшку вниз в широком замахе, а через мгновение услышал знакомый щелчок. Мяч мелькнул в воздухе и упал на зеленый дерн далеко впереди. Джордан погнался за ним, но с другой стороны появился Ланс. Он был ближе к мячу и теперь поднял клюшку, приготовившись к лобовому удару. С интересом наблюдая за ним, Джордан сдержал своего пони. Это была первая тренировочная игра Ланса после травмы.

Движения Ланса были нервными и резковатыми, значит, он промажет. Так и есть, удар получился крученый, а мяч полетел совсем не в том направлении. Ланс резко развернул свою лошадь, чтобы догнать мяч, но Джордан раздраженно тряхнул головой. Ланс подъехал к нему.

– Сделаем перерыв, – сказал Джордан, снимая шлем.

– Мне нужно потренироваться, – мрачно заметил Ланс. – Еще хотя бы час.

– Согласен, тебе действительно нужно тренироваться, но час не поможет. Ты делаешь слишком много ошибок. А последний удар вообще был верхом неряшливости.