Драгоценный камень - Норма Бейшир

Вспомнив о Лансе, Джордан помрачнел. Человека как будто подменили. Ланс любил Полу еще с юношеских лет, учился с ней в колледже в Виргинии и думал, что они всегда будут вместе, однако…

Размышляя о Лансе и его жене, Джордан чувствовал, что эта история отчасти имеет отношение к нему самому. Ведь пример Ланса совершенно очевидно свидетельствует о том, к чему приводит супругов отсутствие взаимопонимания в самом главном – в вопросе о профессиональной деятельности. Наверняка ни Ланс, ни Пола не хотели разрыва, но обстоятельства оказались сильнее. А у него и Слоун все складывается еще труднее. Поло уже много лет назад стало стержнем существования Джордана, наполняло его эмоционально и физически, без этой игры он не представлял себе жизни. Именно на игровом поле возникало то, что доставляло ему огромное удовольствие: испытание сил, физических и умственных, и острота ощущений. Почти на каждом матче бывали ситуации, когда Джордану казалось, что он стоит на краю пропасти. Но Слоун свое дело любила не меньше. Ей нравилось быть в центре внимания, нравилось, когда ее узнавали, нравилось быть знаменитостью. По собственным словам Слоун, ей нравилось играть роль богини, то есть росчерком пера создавать миры и манипулировать жизнями своих персонажей. Как это она говорила? «Ощущение власти восхитительно. Оно мне нравится. Но поскольку в реальном мире я никогда не смогу властвовать, я властвую в своих книгах над моими персонажами и распоряжаюсь их судьбами». Джордан понимал и уважал это. Он даже восхищался этим. Но смогут ли они в этих своих мирах, столь далеко отстоящих друг от друга, создать небольшой островок, где было бы хорошо им обоим?

Бар был расположен в Южном Манхэттене рядом с Бэттери-парком.[30] За весь вечер сюда зашли, наверное, не больше пяти человек. Бармен, почти не отрываясь, смотрел по телевизору боксерский матч.

Они сидели за самым дальним от стойки столиком и были сейчас здесь единственными посетителями.

– Предвидишь проблемы?

Тот, что помоложе, покачал головой:

– Должно получиться легче, чем в предыдущих случаях. – Затем после короткой паузы добавил: – Половину я хочу получить вперед.

– Но мы так не договаривались.

– Мне плевать на то, как мы договаривались! – раздраженно бросил тот, что помоложе. – Дело, которое ты мне поручаешь, приятель, связано с большими деньгами. Большими. И я хотел бы немного подстраховаться.

– Ты свои деньги получишь. Сделаешь работу и получишь. Как всегда.

Тот, что помоложе, снова покачал головой:

– Так не пойдет, приятель. Ты требуешь от меня серьезной работы, а я понятия не имею, ради чего все это затевается. А если ты вдруг погоришь? Думаю, ты догадываешься, что мне неохота гореть вместе с тобой.

– Никто не собирается гореть.

– Уж я – точно. Половину вперед, или я не работаю.

Тот, что постарше, задумчиво посмотрел на собеседника.

– Ладно, черт с тобой! Половину вперед. Завтра принесу.

– Наличными.

– Ладно.

Тот, что помоложе, осклабился:

– Я знал, что ты согласишься.

– Это действительно необходимо? – На лице Тревиса появилось страдальческое выражение.

Он стоял на низкой табуретке с вытянутой, как у огородного пугала, рукой и выглядел примерно так же. Портной озабоченно делал какие-то отметки на его темно-синем костюме.

– Да, необходимо, – решительно кивнула Слоун. – В любом случае тебе нужен новый костюм, а поскольку ты едешь с нами в Англию – тем более.

– Пошло оно все к…

– Тревис!

– Ладно, – пробормотал он и громко вскрикнул, когда портной слегка уколол булавкой его левую лодыжку.

– Извиняюсь, – сказал портной, похлопав его по плечу.

– А почему нельзя было купить готовый, как мы покупаем все остальное? – спросил Тревис.

– Потому что нельзя. Чтобы костюм хорошо сидел, его нужно подогнать по фигуре, – ответила Слоун.

– И вообще зачем мне костюм, я же их не ношу.

– Костюм нужен на случай, если нас куда-нибудь пригласят… – начала объяснять Слоун и замолкла, потому что портной закончил работу и поднялся на ноги. – Теперь можешь надеть джинсы.

Они двинулись домой по Пятой авеню.

– Хочешь такое? – Тревис указал на витрину, где было выставлено великолепное свадебное платье, отделанное старинными кружевами и массой маленьких жемчужинок.

Слоун усмехнулась:

– Чересчур изысканное.

– А вообще когда это случится?

– Что?

– Когда ты выйдешь замуж за Джорди?

– Пока не знаю. Окончательную дату мы еще не установили.

– И чего же вы ждете? – с недоумением спросил Тревис.

Она взъерошила ему волосы.

– Рождества. Пошли скорее, а то тащишься как черепаха.

Слоун и сама задавала себе этот вопрос. Но до сих пор не знала ответа.

– Ты уверена, что в таком состоянии сможешь дать интервью в прямом эфире?

Джордан сел на край постели и подал ей две таблетки аспирина. Слоун чуть приподняла голову и запила их водой.

– Сейчас все будет в полном порядке, – сказала она. – Голова немного болит и слегка знобит. Но это пройдет.

– Интервью такое важное?

Тяжело вздохнув, она снова откинулась на подушки.

– Джорди, все интервью очень важные.

Он заставил себя улыбнуться:

– До чего же ты неугомонная женщина. – Судя по его тону, это не было комплиментом. – Просто удивительно.

– Приходится быть неугомонной. Хотя бы ради Кэти. Раз она говорит, что надо идти на интервью, значит, надо. Это моя единственная подруга. Именно она вытащила меня из грязи. Кэти была рядом со мной с самого начала. А ведь я не имела ничего – ни денег, ни связей, абсолютно ничего, чтобы убедить издателя. Только Кэти и еще, возможно, немного везения.

– И таланта, – добавил Джордан, убирая локон с ее лица.

Слоун устало улыбнулась и чуть сжала его руку.

– Талант – это как красота, а красота – в глазах смотрящего.

– Но хорошую книгу от плохой отличаю даже я.

– Это может каждый. Проблема в том, что у всех собственное представление о хороших и плохих книгах. Так или иначе, я приложила чертовски много усилий, чтобы принять участие во всех этих издательских играх, и не позволю удаче отвернуться от меня. – Лицо Слоун стало серьезным. – Но, чтобы удержать ее, нужно проявлять агрессивность, упорство, а иногда, если понадобится, и бороться. Да, я сделала себе имя, но за это пришлось дорого заплатить, и все это так глубоко въелось в меня, что уже, наверное, не вытравишь. Поэтому даже теперь, когда я вроде бы достигла своей цели, все равно вести себя иначе нельзя.