Корпорация «Исполнение желаний» - Вероника Мелан

Бесшумно всхлипнув, я, незамеченная, поднялась и побрела к тележке. Взялась за деревянную ручку и потянула за собой. На этот раз — пустая — она пошла легко, шурша от поскрипывая от набившегося в колеса песка. Где-то за спиной я слышала, как принялись убирать со стола. В завывание ветра вплелись редкие голоса и позвякивание посуды. Тряхнув головой, чтобы стереть из памяти вид стертых в кровь ладоней, держащих покрытые ржавчиной ложки, я перекинула деревянную ручку из одной руки в другую и быстрее зашагала назад.

Ночью я долго размышляла над тем, что увидела днем. Перестирав одежду, я долго сидела у окна, глядя на звезды, мечтая получить ключ от двери, ведущей на крыльцо, чтобы коротать вечера на свежем воздухе. И чем дольше я размышляла, тем четче в моей голове созревал план. Главное, чтобы за мной оставили обязанность катать эту телегу до каменоломни и обратно. И пусть путь туда был не из легких, я бы все отдала, лишь бы иметь возможность наведываться туда хотя бы раз в день. Я продолжала мысленно прокручивать детали и варианты, а ладони чесались от радостного предвкушения.

Одна часть моего плана осуществлялась довольно легко, а вот вторая….

Мне нужны были медикаменты. И пластыри. Если не удастся заполучить лекарства, то что-нибудь для подлатывания их ладоней я должна была добыть обязательно. Где находится изолятор, я знала. Осталось придумать, как попасть туда снова и припрятать все, что требуется, перехитрив наблюдательного врача.

Медленно жуя сладкий ягодный пирог, что припасла для меня Табита, я никак не могла избавиться от чувства горечи, стоило вспомнить голодные хмурые лица. Однако теперь в моей жизни появилось то, чего так не хватало все эти дни — идеи, искры для жизни, смысла, наконец. Вместо того чтобы горевать о себе, не видя впереди ничего, кроме хмурого горизонта, я могла подумать о ком-то другом, сделать чью-то жизнь немного легче. И не беда, что для этого придется рискнуть. Риск лишь добавит разнообразия в серые будни, против чего и никак не возражала.

Дожевав пирог, я свернула маслянистую, усыпанную крошками обертку в тугой шарик и закинула в маленькое пластиковое ведро у стола. Судя по звуку — попала точно в цель (в темноте ничего видно не было). После чего, впервые за долгое время, чувствуя умиротворение, уснула, не переживая за сохранность тощей подушки.

На следующий день я стояла у плиты, едва не подпрыгивая от нетерпения, ожидая, пока Табита закончит наливать суп в жбан. Как только она залила последний черпак и вышла за дверь, чтобы принести хлеб из кладовой, я быстро огляделась, убедившись, что в кухне никого и тут же схватила половник, оставленный ей в пустом чане из-под супа. Подлетев к другому котлу, в котором булькала такая же свежесваренная похлебка, предназначенная для кого-то еще, я, скрипя зубами от усердия, подтащила горячий алюминиевый жбан поближе, откинула крышку и принялась быстро доливать туда суп. Оказалось, что места в жбане хватило на еще десяток черпаков, что по моим расчетам выходило примерно на полтарелки дополнительной похлебки для каждого рабочего каменоломни. Радуясь своей удаче (не так часто кухня оставалась пустой), я быстро перекинула черпак в пустой котел, где он покоился до этого, завинтила горловину бака и подпихнула его назад, на прежнее место. Спустя каких-то полминуты, в кухню вошла Табита, неся мешок с хлебом.

Изо всех сил надеясь, что она не заметит изменившееся количества супа в котле на плите, я придала своему лицу рассеянное спокойное выражение, сделав вид, что любуюсь через окно лужайкой. Мне ни в коем случае не хотелось портить отношения с кухаркой, а я понимала, что проделка может стоить мне не только баллов, но и ценной дружбы, но все же я не могла заставить себя бездействовать.

Как только телега была выкачена во двор, я, сохраняя все тот же отрешенный вид, спокойно покатила ее по дорожке, ведущей за угол дома, но как только кухня скрылась позади, изо всех ног бросилась к боковой аллее и спрятала телегу в кустах. Затем вприпрыжку подбежала к одной из дверей особняка, что располагалась ближе всех к кладовой, юркнула в темный проем и на мгновенье затихла, прислушиваясь. В коридоре никого не было. Сдерживая шумное дыхание, я осторожно пробиралась вдоль стены к уходящей вниз лестнице. На мою удачу, кладовую никто не запер на ключ. Один из моих самых скверных страхов не оправдался. Захлопнув за собой дверь чулана, я нащупала на стене выключатель: тусклый свет тут же залил приземистое широкое помещение с кучей полок и стоящих на полу мешков.

Потратив какое-то время, я отыскала хлеб и завернула две дополнительные булки в грубую ткань, что нашла здесь же, затем, уже готовая сорваться обратно, вдруг остановилась, заметив множество лежащих друг на друге круглых оранжевых голов сыра. Не удержавшись, я замотала одну из них в ту же ткань, куда до этого упрятала хлеб, закинула все это подмышку и бросилась обратно к выключателю.

На этот раз в коридоре были слышны шаги. Несколько человек, возможно, младшие повара, прошли мимо, обсуждая проделку какого-то бедолаги Чарли, который накануне перепутал приправы, заменив орегано черным перцем, отчего стража едва не до вечера преследовала горе-повара, страдая от изжоги. Слушая глухие удары сердца, я дожидалась, когда же они, наконец, скроются из вида. Спустись сейчас в чулан кто-нибудь из прислуги, и не миновать мне встречи с Грегом, и с Халком, а то и с самим Господом Богом.

Но в этот день мне определенно везло.

Спрятанную в кустах телегу до моего возвращения никто не заметил, и я, пользуясь моментом, развязала заплетающимися от нервозности пальцами мешок и переложила в него найденную добычу. Как только узел был снова завязан, а хлеб водружен на место, я взялась за деревянную ручку и, как ни в чем не бывало, вывернула с боковой тропинки на широкую каменную аллею, окружавшую особняк.

Даже через пятнадцать минут, когда дорога уже вилась среди полей, превратившись из каменистой в пыльную, а меня надежно скрывали от посторонних глаз листья кукурузы, я все еще ощущала, как быстро и неравномерно колотиться мое сердце, а ватные ноги едва не подгибаются от волнения. Наверное, мне стоило бы задаться вопросом, что я делаю? А, главное, зачем? Но, как ни странно, все это меня не беспокоило. Я знала, что делала. Знала, что сегодня работяги наедятся. Пусть не от пуза, но и не останутся полуголодными, как это случалось в другие дни. Одно лишь предвкушение их удивленных лиц при виде сыра, заставляло меня катить телегу с такой скоростью, будто на ней вместо тяжеленного горячего жбана был привязан ворох разноцветных ленточек, а я, как в детстве, тяну их за собой, надеясь поймать попутный ветер и увидеть, как высоко в небе начинает парить красивый и яркий воздушный змей.

Пот? Да, катил градом. Ладони? Дрожали от перенапряжения.

А я шагала вперед, поднимая облачка пыли, и счастливо улыбалась.

Так продолжалось еще четыре дня.

Еще четыре дня мне счастливилось кормить работников каменоломни дополнительным супом и всем тем, что удавалось незаметно выкрасть из кладовки. Лица их — те, какими они стали при виде добавки и вытащенного мной в первый день из мешка сыра, навсегда останутся в моей памяти сияющей наградой за риск. За риск пусть и не благородный, но в моем понимании оправданный. Не передать словами то ощущение теплоты, что наполнило меня, когда вместо голодных оборванцев, угрюмо дерущихся за каждую крошку, я увидела почти нормальных мужчин, способных изредка шутить и даже улыбаться. За это я была готова жертвовать и рисковать куда больше, чем приходилось сейчас. Ведь вместе с ними, становилась счастливей и я.