Презентация ящика Пандоры - Дарья Донцова

– Поэтому я и ухожу, – отрезал Огарков, – открываю собственную лабораторию.

– Господи! – выпал из роли интеллигентного академика Полозков. – Григорий! Вы с ума сошли! С таким же успехом можно разрабатывать вечный двигатель.

Огарков встал и направился к двери.

– Пока я не подпишу ваше заявление, – крикнул ему в спину шеф, – подумайте как следует.

– Завтра я не выйду на службу, – буркнул Григорий Константинович.

Академик решил припугнуть сошедшего с ума профессора:

– У вас из зарплаты вычтут.

– И фиг с ней, – перешел на сленг улицы Огарков, – оставьте ее себе.

Откуда Нина, которая рассказывала приемному сыну эту историю, знала мельчайшие подробности их беседы? Кузнецова работала секретарем директора НИИ. Чтобы услышать, с кем и о чем беседует босс, ей всего-то нужно было нажать кнопку интеркома и сидеть тихо. Переговорная аппаратура тех лет современному человеку покажется сродни каменному топору. Но она служила многие годы без поломок, простой безотказный аппарат.

Нина никогда не шпионила за Робертом Ивановичем, но случай с Григорием Константиновичем был особенный. Почти десять лет Огарков и Нина жили вместе, что являлось полной тайной для всех окружающих. Зная нежелание любовника делиться хоть какой-либо информацией, связанной со своей научной деятельностью, Ниночка решила узнать, о чем Огарков будет беседовать с Полозковым. Весть об уходе Григория из НИИ ошеломила секретаршу. Вечером она налетела на него и потребовала ответа. Григорий нехотя заговорил. Да, он решил открыть в лесу у городка Обельяновск, неподалеку от Фурска, лабораторию. Почему именно там? У Григория был брат Константин, известный художник. Фамилия Огарков показалась ему не особенно красивой, поэтому живописец творил под псевдонимом Майский, рисовал портреты вождей советского народа, как самых больших, так и мелких. Власть любила и баловала его, жены и дочери партийного руководства зазывали в гости. Чем мастер им угодил? Дамам хотелось красоты, роскоши, но в советские годы высокопоставленные мужья запрещали членам своих семей демонстрировать достаток. Спутницы жизни прилюдно появлялись под руку с властными супругами считаные разы в год: на концерте в честь очередной годовщины установления советской власти, в день выборов в Верховный Совет, на премьере балета в Большом театре. И всякий раз приходилось надевать простое платье и украшаться скромным жемчугом. Бриллианты спали в сейфе, шубы в холодильниках. А теперь скажите, какой смысл владеть камнями-мехами, если не имеешь возможности показать их? А Майский предлагал:

– Давайте сделаем ваш парадный портрет: бальное платье, колье, кольца, браслеты…

Работал живописец очень быстро, беззастенчиво льстил заказчицам: убирал вторые подбородки, сглаживал морщины, шлифовал фигуры. В результате вместо шестидесятилетней колоннообразной дамы получалась едва отметившая сороковой год рождения стройная женщина с осиной талией, вся в соболях и алмазах. Картина торжественно вешалась в спальне, и вскоре заказывалась новая для гостиной, третья в спальню. Вслед за большими вождями портреты заказывали и мелкие. Майский никогда не сидел без работы. Он жил в достатке: огромная квартира в центре Москвы, роскошная дача на Пахре, охотничий дом с огромным участком в лесу около Обельяновска, коллекция произведений искусства, состоящая из картин, на которые облизывались Третьяковка и Эрмитаж, еще были милые мелочи: запонки, зажимы для галстука с бриллиантами, дорогие перстни, уникальные часы, старинная мебель, кузнецовские сервизы. Жилье художника походило на музей.

У мастера не было ни жены, ни детей. По Москве упорно курсировали слухи о нетрадиционной ориентации Кости. Но такие всегда распускают о мужчинах, которые не желают открыто демонстрировать любовниц. Константин просто не хотел ни о ком заботиться, единственный, кого он нежно любил, был младший брат Григорий. Поэтому, услышав из уст врача страшный диагноз, Майский все завещал ученому и до последнего дня не рассказывал ему, что смертельно болен.

После вступления в права наследства Григорий решил осуществить свою мечту, создать универсальную вакцину. В помощники себе Григорий Константинович пригласил своего лаборанта Савелия Михайловича Разгонова и любовницу Нину.

Кузнецова обожала профессора, верила, что тот изобретет чудо-вакцину. Нину не смутило, в какой форме Огарков предложил ей сотрудничать. А произнес ученый такие слова:

– Если хочешь, перебирайся в Обельяновск, купи дом, начинай разводить лабораторных мышей, они мне понадобятся, буду их у тебя покупать. Ежели решишь остаться у Полозкова секретаршей, то пожалуйста. Но в этом случае мы не сможем часто видеться. Я намерен жить в доме, где находится лаборатория, кататься в Москву ради тебя не собираюсь.

Нина любила Григория, понимала, что его не переделаешь, он таков, каков есть. Но, несмотря на отсутствие иллюзий, Кузнецова все же надеялась, что рано или поздно Огарков предложит ей руку и сердце. Поэтому она быстро продала московскую квартиру и перебралась в Обельяновск, купила там избу. Григорий не предложил любовнице материальную помощь, он тратил деньги только на свой безумный проект.

Огарков, увлеченный работой, сутками не выходил из лаборатории. А вот Савелий находил время на маленькие удовольствия. Разгонов не обладал научными титулами, не блистал знаниями, не мог похвастаться оригинальными идеями, но он был гениальный хозяйственник, мог достать что угодно. Утром Огарков говорил:

– Мне нужен для работы самец мартышки.

И вечером животное появлялось в лаборатории. Любые приборы, препараты – все что угодно добывалось Савелием в кратчайший срок.

Огарков никогда не интересовался, где и как помощник находит необходимое. Григорий Константинович неделями не выходил во двор. На первом этаже дома он занимался научной работой, а на втором было комфортное личное помещение. Нина прибегала к нему с судками и буквально заставляла профессора поесть. Тот вечно сердился на любовницу. Да и слово «любовница» Нине уже не подходило, она превратилась в кухарку, домработницу, а как женщина профессора уже не волновала. Савелий же с интересом посматривал на Кузнецову. Разгонов был молод, хорош собой, весел, любил модно одеваться. Как-то раз Нина не сдержала любопытства и поинтересовалась:

– Ты всегда такой модный. Сколько тебе платит Огарков?

– А тебе? – задал свой вопрос Савелий.

– Ничего, – призналась она, – он мне обещал деньги за лабораторных животных, я их честно развожу, Григорию Константиновичу отдаю, а он говорил: «Очень хорошо. Работай дальше». Пару раз я ему объясняла: «Я зарабатываю огородом, на рынке торгую. Не упрекаю тебя, что продала квартиру в Москве, поселилась в глуши, это мой собственный выбор. Но заплати за мышей-кроликов, их корм не дешевый и с содержанием хлопоты». Но профессор меня не слышит. Ты же определенно хорошо живешь, вот я и подумала, что ты неплохо получаешь и можешь посоветовать, как мне из Огаркова деньги вытащить.

Савелий рассмеялся: