Эльфы, топор и все остальное - Евгений Шепельский

Ну а вчера само Небо (не пустое, напомню) преподнесло Рондине сюрприз: терзаемый сомнениями Аерамин Фаерано явился к ней с повинной. Думаю, он, как наиболее умный из тройки предателей, чувствовал, что арконийцы стелют слишком гладко, и что где-то кроется подвох. Теперь любовница сатрапа (и первый опоясанный рыцарь-женщина Фрайтора) могла — разумеется, с оглядкой — опираться на рыцарей Храма Чоза. Формально главой ордена Храма, напомню, был сатрап (кто бы сказал мне, наконец, его имя).

Что касается арконийцев, то они были намерены уничтожить всех, кто имел отношение к бывшей власти Фрайтора, Рондина была уверена в этом. Уже легче: хоть одно мое предположение оправдалось.

«Я, — вдруг сказали мне глаза Рондины. — Все это придумала я. Кем я была… и кем стала. Теперь ты понимаешь, от кого отказался?»

«Понимаю», — сказал я.

«Нет прощения оскорбившему богиню!»

А ведь она и правда мнила себя таковой. И не без оснований, замечу. Бедняга сатрап. Сколько он проживет, если план любовницы выгорит? Бедняга я — был бы. И есть. Был бы — если б остался с нею тогда. Есть — потому что… Ну, вы сами понимаете, верно? Бедняга Рондина: женщины, подобные ей, почти всегда одиноки. Наверное, только дураки вроде меня могут пожалеть своего палача.

— Но твоя стратегия запутана, — сказал я. — Приведет ли она к выигрышу?

Рондина усмехнулась — уверенно и жестко:

— Конечно же да! Мы знаем, что предателям велели смешать ряды, помешать общей атаке. Это случилось еще в первом бою, но тогда моя армия начала отступать первой, и предатели, устрашившись, обратились в бегство следом за ней. Аркония дергает их за ниточки, заставляет исполнять глупый танец… Первоначальный мой план действий на поле Хотта был таков. Горн играет наступление элефантам. Через несколько минут звучит сигнал к общей атаке. Предатели смешивают ряды или отказываются идти в атаку, совершая явную измену. Затем горн играет в третий раз, для гномов, — одну длинную ноту. Те подают сигнал к удару мармарийской коннице посредством дымовальной машины: два столба черного дыма, видных издалека… А конницы, Фатик, у хана немало… Хан завяжет битву, предатели увидят это и запаникуют. Я выеду к ним, окруженная каре дворцовой гвардии и гномов, и велю главарям фракций сдаться. И они сдадутся — они слизняки и трусы. Я казню их на месте. Затем я возглавлю все четыре армии и двину их на арконийцев. И дальше. В саму Арконию… Но если предатели твоими стараниями все-таки явятся в мой шатер… Задача упрощается, верно?

— О да, — сказал я с мрачным задором, некстати подумав о ее крупном сильном теле. — А если хан надумает тебя предать?

Рондина усмехнулась углом рта, катая по столу один из клинков Гхашш.

— В таком случае гномы Зеренги, которым я заплатила очень много, просто не пустят его обратно через перевалы. Он знает об этом. Он не предаст. Он получит много добычи и уйдет с ней в Мармару. Миньоны же Кракелюра… Пускай они открывают ворота и идут грабить Синьорию, я не стану им препятствовать. Все, кто предан мне, давно вывезли оттуда семьи. Пусть предатели сами убивают предателей… чище будет.

— Ты продумала все… — сказал я потрясенно.

Она промолчала. Барабаны изводили меня своей трескотней.

— Вас свяжут и бросят на поле Хотта незадолго до атаки, чтобы отвлечь наших милых предателей от натужных размышлений, чтобы они поверили и явились в мой шатер… Ну а мои письма добавят им спокойствия. А ты… Ты сам виноват в том, что сделал сегодня… и тогда.

Скареди раскрыл рот в немом вопросе. Бедняга. Честный прямой олух. Он, наверное, не понял и половины из того, что понял я.

— Связать их спина к спине и заткнуть рты! Элефанты будут вынуждены стоптать твой отряд и тебя, Фатик. Прости.

— Дай волю тем, кто со мной, — сказал я, зная, что просить впустую. — Я виноват — меня и казни.

— Конечно, Фатик, — милостиво кивнула Рондина. — Да, кстати, гномша… Из каких ты краев?

Крессинда гордо выпятила грудь:

— Шляйфергард.

Рондина кивнула:

— Значит, ты не из Зеренги, значит, тебя можно казнить безбоязненно.

— Распните меня на мертвом дереве, и пусть мое еще живое тело расклюют стервятники, — браво предложил я. — Черт, да казни ты меня самой лютой смертью, а их отпусти!

— Нет времени, — сказала Рондина абсолютно серьезно. — Все лазутчики должны быть казнены…

Мысль о том, что я не просто дурак, но полный идиот, наконец-то обрела глубину.

* * *

В траве стрекотали кузнечики. Крессинда, мыча, тащилась ко мне, елозя обширным задом по отцветающей пастушьей сумке. Какая-то насекомая сволочь спустилась к моей пояснице и сейчас деловито пыталась забраться ниже, под рубаху, стянутую хитрым поясом.

Мое сердце колотилось быстро-быстро.

Отползая от Крессинды, я волочил за собой безропотную Имоен. Развернулся так, чтобы видеть лагерь. Элефанты — косматые рыжие громады даже отсюда — выстраивались примерно в сотне ярдов перед войсками сатрапа. Элефанты пойдут расширяющимся клином, что заденет нас краешком. Но нам хватит и краешка.

Далекий солнечный зайчик скользнул по моему лицу. Кто-то из лагеря сатрапа смотрел на нас сквозь подзорную трубу. Может, Рондина?

Я подмигнул неизвестному наблюдателю. Помирать — так хоть без страха в глазах!

Из лагеря сатрапа выходили в поле войска. Черт, Рондина была слишком самоуверенна и беспечна, оставляя лагерь без прикрытия!

Новый солнечный зайчик упал откуда-то сбоку. Крессинда неистово замычала, точно корова, которую забыли подоить.

Что такое? Я резко — до хруста в шее — повернул голову.

Прямо к нам не спеша — хотя, если присмотреться, то довольно быстро для такой громадины — ползла дымовальная машина гномов.

Машина двигалась поперек поля к нам; из средней трубы валили хлопья плотного черного дыма, отливавшего на солнце угольным глянцем. Над остальными трубами курился легкий белый дымок.

Интересно, на кой гномам понадобилось ползти к холму с повешенным Траучем? Может, думают стибрить у покойничка сапоги? С этих прощелыг, ускользнувших из-под ока Жриц Рассудка, станется…

Гм, успеют ли доползти до атаки?

И — даже перед лицом смерти — я подумал: что за дивный механизм двигает эту загадочную машину?

Впрочем, не все ли равно? Я прикрыл глаза, отсчитывая мгновения оставшейся жизни.

Кто-то настырно загудел над самым ухом. Шмель… Или Имоен?

— Ы-ы-ы! — гугнила лесная нимфа.

— Ы-ы? — недопонял я.

— Ы-ы-ы-ы! — И она пребольно стукнула меня затылком.

Тут я додумался оглянуться.

Та часть поля, где выстраивалась армия Престола Истинной Веры — отсюда войска казались просто широкой черной лентой на темно-зеленом фоне склона — затенила клубящаяся туча. Она росла, медленно наливалась страшным фиолетом. Маги Тавматург-Академии Талестры, нанятые арконийцами, исправно делали свою грязную работу.