Волка - убить - Рут Ренделл

Ее вещи так и не просохли. С плаща и зонтика натекла лужа, похожая на волдырь. Норин вяло пошарила возле кресла, отыскивая сумочку.

— Мы отвезем вас домой, миссис Энсти, — мягко сказал Уэксфорд. — Но попозже. Вы хотите отдохнуть? Еще два вопроса, и отдыхайте себе.

— Он умер, он недосягаем. Зачем он вам?

— Я думаю, — медленно сказал Уэксфорд, — что нам нужен ваш второй муж.

— Рэй?

— Где он, миссис Энсти?

— Не знаю, — устало ответила она. — Я не видела его несколько месяцев. Он ушел от меня в конце прошлого года.

— Вы сказали, что он работал в гараже? Механиком?

— Полагаю, да. Что ещё он может делать? — Ее перчатки валялись на полу возле ног. Она подняла их и оглядела, будто находки, выловленные со дна пруда. — Вы с самого начала подозревали его? — Ее лицо покрыла мертвенная бледность. Норин попыталась встать. — Вы искали моего мужа, а не Джеффа?

Уэксфорд кивнул.

— Что он натворил? — севшим голосом спросила она.

— Пропала девушка. Возможно, умерла.

— Нож, — пробормотала женщина. Ее глаза закатились. Уэксфорд бросился к Норин и подхватил её на руки, не дав упасть.

— Где вашей сестре чинили машину? — спросил Бэрден. Марголис поднял глаза от своего позднего завтрака, состоявшего из кофе, апельсинового сока и неудобоваримых на вид крутых яиц. На лице его появилась равнодушно-безнадежная мина.

— В каком-то гараже, — сказал он и добавил: — Может, у Которна, а?

— Вы не можете не знать, мистер Марголис. Разве вашу собственную машину не обслуживают?

— За этим следила Энн, — художник перевернул яйцо в подставке скорлупой вверх, как ребенок, забавляющийся первоапрельскими шутками. — Хотя что-то такое было… — Он взъерошил свои волосы, и они сделались похожими на нимб. — Какая-то поломка. Я почти не помню. Вроде, она говорила, будто собирается к кому-то еще. — Он поставил поднос на подлокотник дивана и поднялся, чтобы стряхнуть крошки с колен. — Жаль, не могу вспомнить.

— Она поехала к этому Рэю, мистер Марголис, — едко вставила миссис Пенистан. — Вы же знаете. Возьмите себя в руки. — Она взглянула на Бэрдена, пожала плечами и возвела очи горе. — С тех пор, как исчезла сестрица, он начал разваливаться. Ничего не могу с ним сделать. — Домработница села рядом с Марголисом и окинула его долгим, полным отчаяния взглядом. Миссис Пенистан напоминала Бэрдену мамашу или няньку, приведшую в гости непослушного ребенка. Она склонилась к художнику и запахнула полы его халата, прикрывая пижаму.

— Какой ещё Рэй?

— Не спрашивайте меня, дорогой. Вы же знаете, она никогда не называла фамилий. Помню только, что пару месяцев назад она сказала: «Хватит с меня этой обдираловки у Рассела. Отныне пусть наши машины осматривает Рэй». Я ещё спросила, кто такой Рэй, а она говорит: «Не ваше дело, миссис Пенистан. Хороший парень, и очень меня ценит. А если я скажу, кто он, его могут выгнать с работы».

— Он приходил сюда ремонтировать машины?

— О, нет, дорогой. Тут нет необходимых инструментов. — Миссис Пенистан обвела глазами мастерскую и посмотрела на окно, словно желая показать, что ни в доме, ни в саду нет ни одного предмета, годного для практического применения. — Она сама ездила к нему. Понимаете, он живет где-то неподалеку. Я видела, как она уезжала, но, когда возвращалась, меня тут уже не было. Зато он оставался дома, — она ткнула пальцем в тощую грудь Марголиса. — Но ведь он никогда не слушает, что ему говорят.

Когда Бэрден уходил, они сидели рядом, и миссис Пенистан уговаривала Марголиса допить кофе. Дорожка намокла от дождя, под ногами лежали влажные лепестки. Ворота гаража были открыты, и Бэрден впервые увидел машину Марголиса. Она была зеленая.

Он начал прикидывать, как могло быть обстряпано это дело. Теперь, думал инспектор, понятно, почему использовали черную и зеленую машины и где до полуночи стоял белый «альпин» Аниты. Почувствовав волнение, Бэрден торопливо зашагал к калитке, открыл её, и с кустов боярышника на него, будто из ведра, хлынула вода.

Вот как, должно быть, чувствует себя психиатр, думал Уэксфорд.

Норин Энсти лежала на кушетке в комнате отдыха, глядя в потолок, а он сидел возле неё и слушал.

— Он всегда носил нож, — рассказывала она. — Я увидела его в первый же день, когда Рэй поднялся ко мне из гаража. Джефф работал внизу. Я часто носила ему кофе, а потом стала угощать и Рэя тоже. И вот однажды он сам пришел наверх. — С минуту она молчала, качая головой. — Боже, он был прекрасен. Не смазлив, а именно прекрасен, совершенен, какими и должны быть люди. Какой я сама никогда не была.

Уэксфорду не хотелось прерывать её, но пришлось: ведь он не был психоаналитиком.

— Сколько ему лет?

— Десятью годами моложе меня, — ответила она, и Уэксфорд понял, как больно ей это говорить. — В тот день он поднялся наверх. Мы были совсем одни, и он достал маленький складной нож. Вытащил из кармана и положил на стол. Я никогда не видела их раньше и не знала, что это такое. Мы почти не разговаривали. О чем нам говорить? У нас не было ничего общего. Он сидел, улыбался и делал всякие намеки. — Она почти смеялась, но Уэксфорд слышал её стесненное дыхание. — Я так жалела его, — Норин отвернулась к стене. — К тому времени у меня уже несколько месяцев была зажигалка. Я вспомнила об этом, когда давала Рэю прикурить. Он сказал: «Нет, огонь на твоих губах». Потом посмотрел на зажигалку и спросил: «Он дарит тебе такое? Он дарит тебе безделушки, потому что не может дать ничего другого?» Это была неправда, но, возможно, так казалось со стороны. «И у меня тоже есть безделка», — сказал он, взял нож и прижал к моему горлу. Выступила кровь. Я замерла, а то он зарезал бы меня. Боже мой, я была учительницей французского языка в школе для девочек. Мне никогда не приходилось кричать. По-вашему, пусть бы он убил меня? После его ухода у меня на шее осталась царапина. Я знала: он смотрел на неё все время, пока лежал на мне.

— Смит развелся с вами? — спросил Уэксфорд, нарушая молчание.

— Он все узнал. Это было нетрудно. Я никогда толком не умела скрывать свои чувства. Джефф простил бы меня и начал все сызнова. Он не мог поверить, что я хочу выйти замуж за человека, который на десять лет моложе, рабочего из гаража… Я сходила по нему с ума. Я знала, что он садист и недоумок. Он резал меня, резал по-настоящему. — Она спустила платье. Под левой ключицей виднелся белый рубец. Уэксфорд почувствовал тошноту. Словно кто-то щекотал гортань ногтем.

— Вы всегда были несчастны?

— Я никогда не была счастлива с ним, — она сказала это почти со стыдом. — Не думаю, что я пережила хоть одно мгновение, которое можно было бы назвать счастливым. Он ненавидел Джеффа. Называл себя его именем. Притворялся моим мужем.

Уэксфорд кивнул, представив себе это зрелище.

— Когда звонил телефон, он снимал трубку и с легкой рассеянностью говорил: «Джефф Смит слушает». Потом будто бы спохватывался и поправлял себя. Однажды он отнес вещи в чистку, грязную рабочую одежду, а когда я пришла забирать, они не могли найти квитанцию. Она была выписана на Смита. Если он впутывался во что-нибудь гадкое, то всегда назывался Смитом. Однажды пришла девушка, ей было не больше семнадцати лет, и спросила, тут ли живет Джефф Смит. Он бросил её, и она жаждала его вернуть, хотя он баловался ножом и с ней. Она показала мне рубец на шее. Я сказала ему, что однажды он зайдет чересчур далеко, убьет кого-нибудь, или женщина пойдет в полицию.