Кости земли - Майкл Суэнвик

– Ты что, смеешься? Это секс, это забавно и это то, чего никто никогда не видел! Да на одних календарях...

Все грохнули. Джамал вспыхнул, но пробормотал упрямо, не поднимая глаз:

– Я вам точно говорю...

За едой рассказ о событиях сегодняшнего дня продолжался.

– Значит, вы потеряли ружье, – неодобрительно заметил Мэтью, когда участники похода поведали о том, как трицератопсы, закончив заниматься любовью, заметили людей и ринулись на них.

– Я растерялась от неожиданности, – объяснила Лай-Цзу. – Точнее, мы все растерялись. Но, черт побери, это неудивительно: в тренировочном лагере нас учили, что выстрел из ружья отпугнет любую живность. Естественно, выстрелив, я меньше всего ожидала, что зверь кинется на меня. А он понесся прямо на нас, и мы все бросились наутек. Если бы он был хоть чуть-чуть быстрее, я бы здесь не сидела.

Она потрясла головой.

– С этим другом что-то не в порядке.

– Вы бы хоть потом вернулись, поискали.

– Так мы и вернулись! Но они перемесили всю землю так, что все оказалось бесполезно – как искать иголку в стоге сена.

– Я бы лучше потерял все четыре ружья, чем один-единственный армейский нож, – заявил Джамал. Он повернулся к Лейстеру. – И все же этот парень не должен был так себя вести. Наш инструктор рассказывал, что он десятки раз отпугивал трицератопсов выстрелом из ружья. Почему же этот не убежал?

Лейстер пожал плечами.

– Когда я учился, доктор Шимура не уставал повторять: «Организм всегда прав». Живые существа не всегда ведут себя так, как мы от них ожидаем. Иногда песчаные блохи атакуют медуз, а минога набрасывается на акулу. Когда такое случается, ваша задача – хорошенько все записать и надеяться, что когда-нибудь ваши записи обретут смысл.

Проходили часы, а они все сидели и тихо беседовали. Этого так давно не случалось, и каждый хотел, чтобы мирные часы длились как можно дольше. Было очень приятно снова стать друзьями.

– Эй, смотрите, что у меня есть, – сказал Чак. Он нырнул в темный угол и выкатил на середину комнаты череп молодого трицератопса. – Его уже выбелило солнцем, когда я на него наткнулся. Знали бы вы, каких трудов стоило притащить его сюда.

– Зачем, ради всего святого, он тебе понадобился? – спросила Тамара.

Чак пожал плечами.

– Я всегда хотел такой. Теперь он у меня есть.

Он поднял череп вверх и, держа перед собой, покрутил им из стороны в сторону, подражая движениям трицератопса, зазывающего подружку.

– Как он там говорил?

– Кронк!

– Нет, больше похоже на «гронк»! И немножко тянул, там где «он-н-нк»!

Чак, с самого начала взявший на себя роль экспедиционного шута, запел: «Дорогая, когда ты рядом...»

– ... я весь горю от любви... – подхватила Кати.

Чак замолчал, но Кати продолжала петь, и один за другим остальные подхватили старую романтическую балладу. Затем они исполнили парочку других, не менее сентиментальных.

Когда репертуар иссяк, Чак, сидящий на корточках за своим трофеем, застучал по нему ладонями, как по барабану. Чистым высоким фальцетом он запел:

В зое – в зое, в мезозое

Мы посеяли ружье!..

... А кругом ужасно злое

И зубастое зверье, —

подхватила Тамара.

Остальные затянули припев:

О-ви-и-и, о-ви-и-и, о-вим, о-вим, о-вей,

О-ви-и-и, о-ви-и-и, о-вим, о-вим, о-вей!

И

А-вима-вей, а-вима-вей, а-вими-вима-вей!

Музыка наполнила хижину теплом и радостью. Снаружи ночь была темна, слышался тихий топот мелких млекопитающих. Внутри же царило бесшабашное веселье. Ребята импровизировали, на ходу сочиняя куплет за куплетом. Когда Далджит запела:

Ты не хочешь ли, дружочек, В армии служить?..

Лай-Цзу отозвалась:

... Зарплата, пенсия, страховка – Живи и не тужи!

Там опасно, нет, уж лучше Я останусь здесь... —

чуть замешкавшись, продолжил Чак.

... Ведь меня, с моим дипломом Динозавр не съест! —

закончила Тамара.

Все, хохоча, повалились на пол и перевели дух только через несколько минут.

Лейстер как раз собирался завести новый куплет, когда Кати внезапно сорвала с себя блузку и швырнула ее в воздух. Патрик восторженно заорал и захлопал в ладоши, а остальные как по сигналу начали стягивать одежду, выскакивать из брюк, лихорадочно развязывать шнурки.

Лейстер открыл рот, собираясь что-то сказать. Но сидевшая сзади Тамара, дотронувшись до его руки, сказала голосом таким тихим, что больше никто не услышал:

– Пожалуйста. Не надо все портить.

На мгновение Лейстер застыл, не зная, что ответить. А потом нерешительно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Когда он освободился от нее, кто-то уже стянул с него брюки. Лейстер поцеловал Джиллиан – поцелуй был долгим и страстным, – и она положила его руку себе между ног. Там было очень влажно. Он глубоко засунул в нее палец.

Это было странно. Странно и забавно – внезапно оказаться так близко с кем-то, на кого ты никогда не обращал особого внимания. Сбоку вынырнул Патрик, пробормотал что-то вроде: «Извиняюсь», и Джиллиан направила его голову туда, где только что находилась рука Лейстера. А тот вдруг почувствовал, как рот Тамары обхватил его член, и, не в силах сдержаться, тихо застонал. Откуда-то появилась Кати и прижала свою грудь к губам Лейстера. Он начал ласкать ее сладкий сосок.

А потом все смешалось. Было очень стыдно и очень приятно.

На следующее утро за завтраком Лейстер заметил, как вокруг обеденного стола гуляют кокетливые, чуть стеснительные улыбки и легкие, почти незаметные прикосновения. Это удивило его. Сам он проснулся смущенным, виноватым из-за того, что вытворял вчера. Лейстер никогда не был особо религиозен, но такие вещи все равно казались ему неправильными, несовместимыми с нормальным положением вещей.

Остальные вроде бы не испытывали ничего подобного. Ну что же: они молоды, только что из института. Собственная сексуальность оставалась для них чем-то непознанным, неизведанным, манящим. Они экспериментировали с открытостью, на которую он, практически их ровесник, никогда бы не осмелился.

Но Лейстер постарался не показать своего смущения. Наконец-то в группе наступил мир, а мир был важнее всего на свете. Он должен притворятся таким же довольным, как и все остальные. Ложь во спасение.

Поэтому, когда Далджит погладила его по плечу, Лейстер прижался к ней в ответ, а увидев, что Нильс и Кати взялись за руки, положил сверху и свою ладонь. Палеонтолог старался казаться спокойным и улыбаться окружающим, не отводя глаз. Он выжидал, пока не решил, что пришел нужный момент.