Кости земли - Майкл Суэнвик

Мысленно глубоко вздохнув, Лейстер произнес:

– Я тут думал по поводу руководства группой...

Некоторые заметно напряглись, а Джамал сказал:

– Да я в общем-то не хотел... – Голос его увял.

– Нет, нет, вы не поняли. Я не о том, кто будет главным. Я предлагаю обойтись без руководства вообще.

Все внимательно, не моргая, смотрели на Лейстера.

– Когда мы были экспедицией, нам, несомненно, был нужен кто-то, кто распределял бы обязанности и давал задания. Но теперь все по-другому. Нас всего одиннадцать. Почему мы не можем собираться вместе – вот как сейчас – и решать проблемы по мере их поступления?

– Голосованием, что ли? – уточнила Лай-Цзу.

– Нет. Я считаю, мы должны делать только то, с чем будут согласны все до единого. Никаких недовольных, никаких воздержавшихся.

– А получится? – спросил кто-то.

– Моя подруга писала как-то работу по лингвистике, – сказала Далджит. – Изучала язык индейцев сиу. Так вот она рассказывала, что сиу просто свихнулись на консенсусах. Собираются, например, чтобы написать какое-то сообщение для прессы, и пока каждый из присутствующих не выразит свое согласие с формой конверта и цветом бумаги, ни слова не будет сказано по поводу содержания документа. Подруга говорила, что чужаков это может довести до безумия. Но при этом у сиу почти не происходит серьезных конфликтов.

– Это вызовет сплошные разговоры, – с сомнением сказал Патрик.

– А нам и некуда спешить, – парировала Далджит.

– Если нужно, я готов поменьше смотреть телевизор, – подал голос Чак.

Вокруг стола пробежал смешок.

В конце концов все согласились с идеей Лейстера. Затем стали обсуждать расписание работ. Обиды развеялись, компромиссы оказались достигнуты, договоренности установлены. Наконец Джамал, хлопнув в ладоши, заявил:

– Я не знаю, как остальные, а у меня полно работы. Поэтому если на повестке дня больше ничего не стоит...

– Еще один вопрос, – перебил его Лейстер. – Я думаю, нам нельзя забывать о науке. Мы так увлеклись проблемами выживания, что совсем забыли, зачем приехали. Мы здесь, чтобы проводить исследования, и мне кажется, пора их начать.

На секунду воцарилась тишина. Затем:

– Я все ждал, когда же кто-нибудь скажет это, но...

– И я!

– Я уже готова была предложить это сама!

– Итак, – сказала Тамара, – все согласны. Прекрасно. И что мы будем делать? Что мы будем искать?

Все повернулись к Лейстеру.

Он смущенно закашлялся. Авторитет самого опытного был приятней, чем авторитет главы экспедиции, однако палеонтолог все же смутился, принимая его.

– Вопрос поставлен немного некорректно, – ответил он. Конрад Лоренц не говорил себе: «Я хочу открыть импринтинг у новорожденных утят» и не начинал искать конкретные доказательства. Он просто очень тщательно собирал данные и изучал их, пока не получил результат. Нам нужно сделать то же самое. Наблюдать, записывать, обсуждать, анализировать. Рано или поздно мы что-нибудь да выясним.

Патрик чуть улыбнулся.

– Да, но ведь должно быть что-то, на что мы надеемся. Чтобы впереди маячила какая-то идея.

– Да ради Бога! Самая простая идея – от чего вымерли динозавры.

– Большой метеорит. Приливные волны, ураганы, ядерная зима, пищи нет. Конец.

– А крокодилы выжили. Некоторые из них стали огромными. Птицы выжили. А ведь, строго говоря, они тоже динозавры. Что сделало наземных ящеров такими чувствительными к последствиям падения метеорита? Я, например, не могу отделаться от мысли, что это связано с утерей ими разнообразия на протяжении последних миллионов лет мезозоя.

– Но здесь же полно динозавров! – запротестовала Кати.

– Полно отдельных особей. Но по сравнению с предыдущими эпохами совсем немного видов. И те, что остались, очень чувствительны к изменениям окружающей среды.

– Я этого не замечаю, – сказал Патрик. – Они кажутся такими здоровыми, выносливыми. По-моему, они прекрасно адаптированы к окружающей среде.

– Может быть, даже слишком адаптированы. Чаще всего вымирают как раз те виды, которые занимают четко определенную нишу. Они не в состоянии выжить, если эта ниша внезапно меняется или пропадает вообще. Именно поэтому столько видов исчезло в двадцатом веке, несмотря на то, что поголовное истребление животных, практиковавшееся в веке девятнадцатом, свелось практически к нулю. Когда люди уничтожают среду обитания, животному становится некуда идти.

Они проговорили до полудня, потому что могли себе это позволить. Хижина построена, еды хватит на неделю, можно даже не залезать в привезенные из дома запасы. А главное – так хотелось вновь почувствовать себя студентами, пусть и вдали от университета. Учеба придавала уверенности в себе, лекции и обсуждения – забытое чувство сотрудничества. Все становилось на свои места.

Тут кто-то сообразил, что время к обеду, а посуда не мыта. И все бросились убирать и готовить, согласно утвержденному только что расписанию.

Тамара задержалась, чтобы перемолвиться словечком с Лейстером.

– Снимаю шляпу. Ты собрал всех воедино. Я уж и не думала, что это возможно.

Лейстер взял ее руку, легонько поцеловал один из пальцев и не отпустил. Он чувствовал себя мошенником. Лейстер и в палеонтологи-то подался частью из-за того, что общаться с динозаврами легче, чем с людьми. Притворяться было очень неприятно.

– Я думаю, мне помогла прошлая ночь.

– Прошлая ночь прошла чудесно, – улыбнулась она, – но она просто случилась, вот и все. А это утро ты явно продумал.

– Ну, может быть, немножко, – согласился палеонтолог. – Проблема в том, что, когда ты начинаешь просто выживать, мир вокруг становится ледяным и враждебным. Нам необходима цель, чтобы перестать чувствовать себя горсткой человеческого тепла среди первобытной дикости. Тоненькой свечкой посреди ночи.

– Ты действительно считаешь, что научные исследования могут стать такой целью?

– Да. Во всяком случае, для меня. Может быть, потому, что в детстве я был очень одинок, и учеба являлась единственным, что держало меня на плаву. Поиск истины – прекрасный повод жить.

– Не слишком ли напыщенно?

– Возможно. Но я настаиваю на том, что знание лучше неизвестности.

Лейстср помолчал.

– Однажды я побывал в Уппсале, в Швеции. В кафедральном соборе я нашел надгробный камень Линнея.

– Ты имеешь в виду Карла Линнея? Создателя биологической классификации?

– Точно. Это был очень красивый надгробный камень: с ископаемыми белемнитами, перечеркнувшими его поверхность подобно двум кометам. Сам Линней даже не знал, что такое ископаемые. В его время Вольтер совершенно серьезно предполагал, что это – окаменевшие остатки еды пилигримов. И все же они находятся там, как два стража, поставленных самой Природой в благодарность за то, что Линней сделал для нее.