Большие дела - Дмитрий Ромов

на мысли, что едва сдерживаюсь, чтобы не пропнуть ему по уху, как недавно поступил с Плешивцевым.

— Галя, ты не могла бы нас оставить на минуточку с Эдуардом Фридриковичем?

Она быстро встаёт и, потупив взор, кивает, а потом выбегает из кабинета. Эдик смотрит честными, доверчивыми и невинными глазами. Очень хочется нахлобучить ему на голову большой кубок, стоящий над ним на полочке.

Я сажусь за стол напротив него, складываю руки и внимательно смотрю ему в глаза.

— Ну что, Эдуард Фридрикович, значит ты никак не успокоишься?

— В каком смысле, Егор Андреевич?

— Ты мне скажи. И как ты в комитете комсомола очутился после того, как тебя поганой метлой погнали из обкома?

— Ну, в правах же меня не поразили, — уверенно говорит он. — Я остался комсомольцем. Вот, товарищи оказали доверие и избрали вместо выбывшей на учёбу Кургановой. Хочу принести пользу на посту начальника штаба КП.

— Хочешь, значит, Прожектор возглавить? — уточняю я.

— Я хочу любую работу, которую доверят. Товарищи решили, что можно мне доверить Комсомольский прожектор.

— А ты товарищам сказал, что на тебя дело заведено по распространению порнографии?

— Нет, — качает он головой.

— Понятно.

Я вздыхаю, чтобы не сорваться и не загрызть его вот прямо тут.

— Ну, допустим прожектор я тебе не доверю, с твоими-то качествами, — говорю я. — Исключено. Человек, пишущий доносы, ради собственной выгоды не может работать там, где нужна кристальная совесть. На это не рассчитывай.

Он вздыхает, как безвинно обиженный.

— Егор, — говорит он. — Как скажешь, так и будет. Ты здесь хозяин. Пока ещё.

Вот хорёк.

— Я ни на что не претендую.

— Будешь заниматься новыми членами, — говорю я.

— Членами, так членами. Готов работать в любом месте, где смогу принести пользу.

— А в чём твоя цель? — спрашиваю я.

— Цель? — удивлённо смотрит он. — Ну, я же объясняю, пользу хочу приносить.

— А если без всей этой фигни про пользу? — пристально всматриваюсь в него я.

— А для меня это не фигня, Егор. Я хочу начать всё с самого начала и снова стать полезным обществу человеком.

— Что значит снова? Ты не был полезным обществу. Ты был аферистом и паразитом.

— Это неправда, — качает головой он. — Я всегда приносил пользу.

— Хорошо. Значит, ты хочешь добиться какого-нибудь значимого положения?

— Это не самоцель, — отвечает он. — Главное быть полезным.

— А если тебе предложат какой-то сложный, но ответственный участок?

— Мне вообще-то уже предложили. «Комсомольский прожектор» и есть ответственная и трудная работа.

— Да, верно, но твои нравственные качества не позволят работать на таком участке. А если что-нибудь потруднее?

— Я из города уезжать не хотел бы, — отвечает он, словно заглядывая мне в голову.

Я ничего на это не отвечаю и пристально смотрю на него. Он тоже ничего не говорит, и над столом повисает долгая пауза.

— Хорошо, я постараюсь тебе помочь, — наконец, говорю я.

— Спасибо, но не нужно. Мне, главное, не мешать, а там я и сам как-нибудь справлюсь.

Не мешать тебе. Если тебе не мешать, ты тут такого наделаешь, урод мелкий.

— Ещё вопрос. Что тебя связывает с Андреем Терентьевым? Странно как-то, взрослый похотливый дядя, любитель порнографии, затевает дружбу с ребёнком. Это как объяснить?

— Не нужно во всём искать грязь, пожалуйста, — говорит он, манерно растягивая слова. — Не все же люди такие.

Сска…

Я представляю, как вскакиваю, хватаю его левой рукой за ворот, притягиваю к себе через стол и начинаю бить по роже, ломая кости, выбивая зубы и превращая её в кровавое месиво. Представляю очень живо и даже кулаки сжимаю, но всё же сдерживаюсь. Этак я в кого превращусь? В кровавого монстра, который только и умеет, что морды бить? Да уж, неприятное видение, честно говоря.

— Ладно, — вздыхаю я. — Вижу, ты действительно решил стать человеком чистым и полезным обществу. Хотя я почему-то не слишком тебе верю. Но это неважно, жизнь покажет, кто прав, кто виноват. Вот, что я скажу. Без обиняков и попыток казаться лучше, чем я есть на самом деле. Если продолжишь общаться с Андреем, я дам ход твоему порноделу, тебя посадят и будут в течение всего срока насиловать с утра до следующего утра. Во все пригодные отверстия. А перед этим я лично изобью тебя так, что месяца два ты проведёшь на больничной койке. Я достаточно ясно излагаю свою мысль?

— Я всегда знал, какой ты на самом деле, — говорит он, глядя на меня с нескрываемым ужасом. — Ну что же, хорошо, я с Андреем прерву все контакты, раз ты запрещаешь нам общаться. Но защитит ли это меня от тюрьмы?

— Будет зависеть от тебя. И ещё, советую тебе уволиться с фабрики. Боюсь, на одном предприятии мы не уживёмся.

— Но я ничего против тебя не имею, — доверительно сообщает мне он. — За что ты меня гонишь? Чем я тебе опасен?

Сска…

Больше я ничего не говорю и выхожу из комнаты, с грохотом хлопая дверью.

— Галя… — говорю я своей перепуганной заместительше и сжимаю перед её носом кулак.

Злобно зыркнув на неё, я прохожу мимо и сбегаю вниз по лестнице.

Поговорил, называется. Лучше бы не приезжал сюда, теперь на весь день настроение испорчено. И, главное, весь такой правильный-преправильный… Бесит! Конкретно бесит. Я уже даже сомневаться начинаю, не зря ли я качу, что называется, бочку на этого милого и чрезвычайно приятного человека.

Сажусь в машину и еду в казино. Здесь у меня запланирована встреча с Цветом. Водитель фабричный, нужно быть поосторожнее, и так он слишком много видел в Новосибе. Надо у Скачкова сегодня будет взять кого-нибудь.

Прошу его остановиться на парковке у стадиона и дальше шагаю с Игорем. Сегодня уже холодно. Настоящая зима. И, хотя снега всё ещё мало, за нос щиплет не по-детски. Мы проходим через Таню и Тоню, вернее, через их помещение, причём ни той, ни другой я не встречаю. Надо потом разыскать Татьяну и поговорить с ней.

Подходим к двери, ведущей в царство азарта, и натыкаемся на двух «реальных пацанчиков» явно опередивших своё время. Они словно из девяностых нарисовались. В спортивных костюмах и кроссовках. Рожи битые, носы и уши переломанные, глаза мутные, стрижки боксёрские.

— Э, куда-на? — встаёт один из них передо мной. — Малолеткам нельзя-на, отсос в натуре.

Я недоумённо смотрю на Игоря, он только головой качает, типа сам в шоке.

— Вы кто такие, макаки? — хмурюсь я.

— Чё сказал? Слышь, малой, ты сказал чё?

Очень хочется ответить в рифму, но я сдерживаюсь.

— Так, расступились, фраера, — вступает Игорь. — Это Бро.

— Да мне хоть ребро, — говорит второй и начинает ржать, демонстрируя стальной блеск металлических зубов.

— Челюсть, — говорю ему я со вздохом. — Старшего зови.

— Чё ты сказал? — щурится он.

— Лучше тебе со мной не ссориться, — хмурюсь я.

Первый начинает ржать:

— Слышь, Чёрный,