Рыжее счастье - Наталия Рощина

— Простите, тетя Дуся. Я совершенно забыла о времени.

— И почему же? — улыбнулась та, стараясь не показать своей озабоченности.

— Потому что я ужинала с очень интересным человеком. Он передал вам привет.

— Кто, милая?

— Эрнест Павлович. Знаете такого? — Мара внимательно следила за выражением лица тети Дуси и по улыбке, которая мгновенно разлилась по ее лицу, поняла, что это имя связано у нее с хорошими воспоминаниями.

— Спасибо.

Мара быстро разделась и, схватив Евдокию Ивановну за руки, умоляюще проговорила:

— Расскажите мне о нем, пожалуйста.

— Что за причуды на ночь глядя!

— Тетечка Дусечка, пожалуйста, я не усну, пока вы не расскажете мне о нем.

Евдокия Ивановна недоуменно пожала плечами и согласно кивнула головой. Она понимала, что Мара просит не просто так. Обеим не хотелось спать. Евдокия Ивановна была готова выполнить любую просьбу Мары, любую, лишь бы помочь. С некоторых пор это стало для нее делом всей жизни, самым важным, главным.

— Ну слушай, Марочка…

* * *

Почему-то так получалось, что самые судьбоносные события в жизни Мары в последнее время происходили накануне ее дня рождения. Именно в марте она решилась начать новую жизнь и уехать из поселка, в марте встретила Евдокию Ивановну, а теперь в марте же обрела сильного, влиятельного покровителя в лице Гурина. Вернее сказать, знакомство их состоялось еще зимой, но качественный скачок в отношениях пришелся снова-таки на начало весны. Если по порядку, то начать нужно с той самой встречи, на которой предполагались честные ответы на любые вопросы. Мара не боялась этого. Пусть спрашивает, если ему интересно. Вообще-то ей было приятно, что Эрнест Павлович хочет узнать ее поближе. Согласившись на откровенный разговор с Гуриным, она почувствовала, что все идет совсем не по тому сценарию, к которому она привыкла, выполняя поручения Елены Константиновны. То, ради чего она согласилась на подаренные хозяйкой каникулы, отодвигалось на задний план. Это было ново и настолько впечатлило Мару, что к утру следующего дня ей уже казалось, что она сама может Гурина ни о чем не спрашивать. Мара находилась в приятном состоянии влюбленности. Оно было знакомо ей по романтическим мечтам, которые она испытывала к героям любимых романов. В жизни же с ней это происходило впервые. Маре нравилось ее нынешнее состояние. Она не знала, к чему это приведет, но бороться с чувством не собиралась. Некая отрешенность от реальной жизни была фантастически притягательна, и добровольно отказываться от нее не хотелось. Потому Маре было безразлично прошлое Эрнеста Павловича. Настоящее могло быть полно информации, о которой ей не следовало знать, и Мара решила не проявлять излишнего любопытства. В обозримом будущем она также не видела особых точек соприкосновения, а значит, и эту тему можно считать закрытой. Значит, она спрашивать ни о чем не собирается. Почему попросту не провести еще один вечер с этим заинтриговавшим ее мужчиной, разобраться в том, что она испытывает к нему?

Мара уже не представляла, что завершающим этапом этого знакомства станет постель. Гурин не играл в благородство — он его щедро расточал, и Маре пришлось признать, что в некоторые моменты она была к нему несправедлива. Те взрывы негодования, которые она выдала в конце их первой встречи, теперь казались ей верхом глупости. Она должна показать, что не поддается настолько эмоциям. Она обязана удивить его своей рассудительностью, знанием жизни, житейской мудростью. Пусть потом размышляет, откуда в ней, такой юной, столько знаний, опытности. Мара витала в облаках, представляя, как заинтригует Гурина. Пока она не объясняла даже самой себе, зачем ей это нужно, но тактику общения менять не собиралась. Она сделает так, что и по окончании этих так называемых заслуженных каникул ему будет крайне необходимо ее общество. Она очарует его настолько, что… Мара боялась идти в своих фантазиях дальше. Жениться на ней ему точно ни к чему. По-видимому, он вращается в таких кругах, где брак — некая условность, договор, рассчитанный на признание прав и обязанности двух сторон. И главный пункт этого договора — дальнейшее процветание. А какой от Мары толк? От нее только расходы. Она сразу запретила себе думать о Гурине как о потенциальном супруге. Она всегда это делала, когда приходилось выслушивать сладкие речи близких знакомых Елены Константиновны. Лишь первый раз она попалась на удочку красивых, душевных слов, поток которых иссяк сразу же после показавшейся Маре отвратительной близости. Она тогда здорово обиделась, как будто пощечину получила. Даже собиралась высказать все хозяйке, дав ей понять, что это поручение было первым и последним. Но к утру поостыла. Обида ушла, премиальные оказались слишком впечатляющей суммой, чтобы, перекладывая их в свой карман, выражать недовольство.

Сумбур мыслей начинал утомлять Мару. Все вращалось вокруг Гурина. Постоянная смена настроений от бурных фантазий урезала достаточно большую долю романтики происходившего. То Маре казалось, что она должна раз и навсегда отказаться от общения и в то же время — попытаться остаться с Эрнестом Павловичем как можно дольше. Ей то хотелось открыть перед ним свою душу, честно признаться в поступках, которых она стыдилась, то вдруг — говорить только то, что не может не понравиться. Выбирая золотую середину, Мара решила, что о некоторых фактах из ее биографии Гурину знать незачем. Он поверит всему, что она расскажет, а она еще жалостные струны слегка тронет. Он — мужчина в возрасте, наверняка подвержен сентиментальности. Не уложил же он ее с ходу в постель. Хочет, чтобы у них все было по-людски, как в романах. Поухаживает для марки, а уж потом плотские утехи. Хорошо, она согласна.

Мара не могла дождаться часа, когда всем этим мыслям, планам наконец предстоит либо закрепиться, либо разрушиться под давлением реальных обстоятельств. В этом ожидании было столько приятного, волнующего, делающего Мару беззащитной, и это ей почему-то невероятно нравилось. Все-таки здорово ощутить рядом сильного, влиятельного, уверенного в себе мужчину. К тому же он так тактично ведет себя, не расправляет перед ней павлиний хвост тщеславия, не пытается заискивать. С ним легко. Его хочется слушать, внимая каждому слову, потому что откуда-то изнутри исходит ощущение значимости каждого слова, каждого мгновения, проведенного рядом с ним. И потому Мара едва дождалась шести вечера следующего дня и буквально полетела на встречу.

— Будь умницей, девочка, — напутствовала ее Евдокия Ивановна. Она критически осмотрела макияж Мары, оставшись довольна тем, что он был неброский, едва заметный. Улыбнулась, глядя на строгий узел, в который Мара подобрала волосы. Такой она нравилась ей более всего. — Эрнест Павлович непростой человек, высокого полета. Не знаю, что за интерес у него к тебе, только ты не слишком рассчитывай на то, что это будет длиться долго…

— Почему вы так говорите, тетя Дуся? Разве я не могу быть ему интересна?

— Ты очень красивая, Мара, а потому любой мужчина не упустит возможности добиться твоего расположения.

— Вы не о том, тетя Дуся, совсем не о том. — Мара не хотела больше слушать Евдокию Ивановну.