Коготь и цепь - Анастасия Машевская

Настало время смеяться Каамалу.

– Полагаю, тебе это время тоже весьма на руку? Мне тут давеча пришло весьма интересное послание от молодого Дайхатта. Ничего особого он не писал, но, кажется, успел подбить клинья, да? Надеется заручиться моей поддержкой и хотя бы нейтралитетом со стороны твоего деда, справедливо полагая, что ты женщина умная и сумеешь выбрать наиболее выгодный вариант.

– И что вы?

Яфур расплылся в ехидном оскале:

– Я обещал хорошо обдумать.

Бансабира мысленно усмехнулась: ожидаемый ответ. И от этого не менее неприятный. Ставит ее на место?

– Полагаю, тот, кто оставит за собой право первого хода, должен сообщить вовремя, – обронила Бансабира будто невзначай.

– Само собой. Сейчас ты растеряна, и тебе непросто принять такое ответственное решение, оценив все его достоинства. – В голосе Яфура неожиданно появились заботливые интонации. – Мы вернемся к этому разговору позже, думаю, у нас будет отличный шанс совсем скоро.

Брови Бансабиры поползли вверх. Тан неторопливо объяснил:

– Вот, – протянул, достав из-за пазухи, сверток. – Думаю, тебе пришло такое же.

Бану быстро проглядела бумагу под сломанной печатью дома Яасдур и едва не вздрогнула: к началу лета танам Яввузу, Каамалу, Вахиифу, Луатару и лаванам Яхмаду, Баину и Удау из подданства дома Аамут полагается прибыть в столицу, чтобы оттуда выйти делегацией на Восточный континент: один из местных царей, Алай Далхор из Западного Орса, прочит свою дочь в следующие раману Яса. Быть переговорам.

Бану уставилась на Яфура с таким лицом, будто он только что сознался, что не знает, как звали его жену.

– А что, без нас обойтись нельзя?

Каамал, в душе посмеявшись, пожал плечами:

– А ты это у раману спроси, когда приедем.

– Вы что, собираетесь откликнуться?

– Ну, дочка, посмотри еще разок: это не просьба.

– Да это вообще бумага, – безапелляционно заявила Бану. – И что?

– А какой смысл в открытом неповиновении, если к всенародному бунту это не приведет, а всех подчинившихся приказу Светлейшего и Светлейшей обозлит против свободолюбивого гордеца. И потом, Яввузы слишком часто твердили в этой войне, что бьются за традиции, старый уклад и порядок. Откажись ты сейчас подчиняться Теням Богов, как велит традиция, – и всем будет ясно, чего стоит честное слово тана Яввуз.

Все-таки язык у Яфура и правда длинный, недовольно думала танша, признавая правоту свекра.

– Хорошо. – Бансабира поднялась из-за стола, давая понять, что намерена закончить разговор. – Я поеду в Гавань Теней и Орс, если все это не затянется на полгода. Сейчас попрошу вас, тан: мне надо прийти в чувство после поездки, решить ряд вопросов и немного отдохнуть – завтра важный день.

– Конечно-конечно, – отозвался Яфур, поднимаясь следом. Бану видела, что, несмотря на слащавость тона, выглядит тан не особо довольным тем, как закончилась их беседа.

Едва за Каамалом закрылась дверь и Бану уселась на место, потирая лоб, в комнату вихрем ворвался Русса.

– Что за въедливый старик! – разошелся он прямо с порога. – Думал, он никогда не свалит! – Ворча, бастард размахивал каким-то очередным пергаментом. – Вот, сегодня днем привезли, не успел передать тебе.

Русса вложил в протянутую ладонь сестры конверт с черной печатью. Гнилое предчувствие закралось в душу Бану мгновенно.

– Честное слово, – сокрушался Русса, потрясая пятерней, – этот седобородый кретин приехал только утром, и ты посмотри – достал уже всю родню и всю прислугу! То не так, это не тут, тот не так сказал, эта не так посмотрела! Даже Ниильтах – Ниильтах, Бану! – заявил, что она «смеется так, как не все танин могут себе позволить, что, конечно, не очень ценится»! Тьфу! Никакого сладу! Бану, – брат почти грозно поглядел на таншу, вперив кулаки в стол, – он тут признает только тебя и Маатхаса! Сделай что-нибудь!

Бансабира лениво поглядела на брата и, вновь взглянув на конверт в руках, сломала печать.

– А Маатхас что? Никак за день себя не проявил?

Русса махнул рукой:

– Маатхас, едва его увидел, заявил что-то вроде: «Ох, сто лет не видел Яфура Каамала. И еще не видел бы столько же». Поэтому, как только они поздоровались, я опять втюхал Сагромаха Гистаспу и заслал на верфь. Пусть проветрится.

Бану с серьезным видом скользила взглядом по строчкам письма. Руссу одинаково раздражали и складочка меж сестриных бровей, и то, с какой надменной рожей танша сейчас внимала тому, что он говорит.

– И соответственно Яфур тут же свалился на ваши с Тахбиром головы? – бесцветно поинтересовалась женщина, не отрываясь от послания.

– Да не то слово! – с новой силой вспылил Русса. – Предлагали ему отдохнуть – нет, говорит, давно не был у Яввузов, осмотрюсь, погуляю. Нам за ним по пятам ходи, а он как кого увидит, тут же замечания делает. Пробовали сбагрить на него внука, в конце концов, ни разу не видел, – куда там! Старика хватило всего на полтора часа. В храм помолиться он не захотел, в склеп, сказал, слишком рано, в военную академию за таншей – слишком далеко, так что пришлось просто отправить его шататься по закрытым псарням. В сопровождении Лигдама и с надеждой, что наши собаки его съедят, – поспешил шутливо объяснить Русса, видя, какую неожиданно недовольную физиономию скорчила сестра. Несмотря ни на что, взгляд Бансабиры ни капельки не подобрел. Бастард постарался оправдаться: – Но, Бану, сама посуди, а что еще мы могли сделать?

Тану, всерьез занятая посланием, коротко возвела глаза на брата и вернулась к повторному чтению письма.

– Это же очевидно, – проговорила женщина с видом совершенно безмятежным, – вы могли сбыть Каамала в руки Гобрия.

Русса помолчал, выпучив на сестру глаза, потом решительно отфыркнулся и заявил, что толку от компании Гобрия для Яфура Каамала было бы немного.

– Гобрий, конечно, в отличие от большинства к тебе приближенных, не занят по восемнадцать часов в день и вообще практически ничего не делает. Но все-таки…

– Дело не в том, что у Гобрия много времени. – Бану наконец отложила письмо и настойчиво подняла глаза на брата. – Дело в том, что у Гобрия нет недостатков, – внушительно объявила она. А потом, отведя глаза, вполголоса заметила: – Кроме занудства.

Русса озадаченно поморгал, глядя на сестру, прыснул, а потом не удержался и загоготал в полный голос. Бансабира только мимолетно вздернула уголки губ. Когда мужчина взял себя в руки и смахнул проступившие от хохота слезы, он поинтересовался, отчего у сестры такое серьезное лицо. Танша кивнула на стул с обратной стороны стола, приглашая сесть, и протянула письмо брату.

– А ведь даже сорокоднев не прошел, – протянул тот после чтения, помрачнев: дух отца еще не достиг залов Нанданы, а Дайхатт уже просит заслать сватов!