Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо - Фрэнсис В. Тизо+

воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения» (Иоанна 5:29); такое же представление мы видим в еврейских апокалиптических текстах того же периода Второго Храма.

Толкования воскресения Иисуса в христианских общинах с I по IV в. неуклонно развивались: в то время как Павел (Кор. 1:15) объясняет природу одухотворённого тела воскресения, Матфей излагает спор Иисуса с саддукеями, в котором показывается его приверженность фарисейскому пониманию воскресения. Однако в Евангелии от Матфея Иисус также утверждает, что воскресшие живут в новом измерении, радикально отличном от образа жизни, который предписывает Тора: «Ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах» (Матф. 22:30). Этому высказыванию тоже суждено было сильно повлиять на христианский аскетизм и мистицизм.

С конца I в. неканонические христианские тексты стали предлагать аскетические, гностические и докетические идеи, подчеркивающие нематериальные аспекты воскресения, так что это понятие применялось к мистическим переживаниям, вызванным обстоятельствами ритуала. Среди основной ветви христиан в конце I–II вв. в качестве реакции против гностических докетических тенденций («тело Иисуса не было материальным, оно только „казалось“ реальным человеческим телом»), похоже, произошло возрождение буквального отношения к телу – у таких писателей, как автор пастырских посланий (1-е и 2-е послания к Тимофею и Послание к Титу), посланий к Иоанну, у Иринея Лиона и Тертуллиана. В IV в. этот акцент на «реальной человеческой плоти» возвращается одновременно у Епифания Кипрского и Иеронима. Так формируется очень телесное понимание христианского воскресения, где практика пути спасения является одновременно нравственной и сакраментальной.

Идея о воскресении отдельных христиан, отличном от воскресения Иисуса, прошла путь богословского развития в I в. христианства113 в силу углубления диалога с эллинистической философией. Описание осуществлённой и отложенной эсхатологии указывает, что в новозаветных текстах возникает творческое напряжение между идеей, что только Иисус испытал воскресение, и идеей, что воскресение испытают все христиане – частично во время крещения и евхаристии и полноценно в Судный день. Слова «воскресение уже случилось» описывают сакраментальные и мистические переживания, как показано в Кол. 2:8 и 3:1 и в «Трактате о Воскресении» из кодексов Наг-Хаммади, которые, вполне возможно, были написаны ещё в середине II в. Уже в середине I в. появилось учение Павла о том, что полноценное участие в жизни воскресшего Христа ещё предстоит: «Наше же жительство – на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, который уничижённое тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе всё» (Фил. 3:20–21). Хотя гностические тексты часто не принимаются во внимание как целиком докетические, даже там мы находим более проницательную оценку духовного тела Иисуса и верующих, которая определённо содействовала более поздней беседе о духовности и телесности, которую мы будем наблюдать в Центральной Азии. Как манихеи, которые появились в Месопотамии и Персии в III в., так и несториане (точнее, христиане Сиро-персидской церкви), историю которых мы изложим далее, интересовались некоторыми гностическими идеями и имели доступ к неканоническим христианским текстам, в том числе некоторым из найденных в Египте в Наг-Хаммади114.

Туринская плащаница

Интерес современности к воскресению стимулируют две тенденции: либеральная библеистика, которая пытается отрицать, что воскресение Иисуса из гроба произошло в буквальном смысле, и утверждает, что весь этот опыт – плод стихийного подъёма надежд и воодушевления общины, собравшейся вокруг апостолов115. С другой стороны, предметом исследования стала Туринская плащаница как доказательство буквального телесного воскресения Иисуса, возможно, в форме энергетически заряженного тела света, способного оставить изображение на льняной ткани. Большинство библеистов предпочитают не обсуждать Плащаницу из-за предрассудков относительно реликвий, унаследованных от эпохи Реформации. Однако этот предмет – не обычная реликвия. Это не картина. Она представляет собой погребальную простыню, сотканную из льняной ткани с переплетением ёлочкой, лёгкого оттенка слоновой кости, имеющую следы изображения, которое при просмотре с расстояния около шести футов напоминает лицо и тело мужчины. На изображении видно всё тело, спереди и сзади, как если бы оно было укрыто длинной полосой ткани, сложенной у макушки головы. Согласно традиции, эта Плащаница – погребальная ткань исторического Иисуса из Назарета. Весьма вероятно, что этой ткани две тысячи лет; датировка при помощи углерода-14 (которая показала результат около 1300 г.) имеет серьёзные недостатки, поскольку образцы ткани брали с края, который обрабатывали на протяжении веков каждый раз, когда Плащаницу демонстрировали верующим.

Человеческое лицо на Туринской плащанице. С оригинальных негативов Пио Секондо. Турин, Италия, 1898 г.

Исследование образцов пыльцы в ткани показывает, что это полотно побывало во всех странах от Палестины до Месопотамии, от Малой Азии до Франции; именно такой маршрут ей пришлось бы пройти, будь она погребальным полотном Иисуса. Изображение на Плащанице создано вспышкой энергии, которую наука пока не в состоянии объяснить; оно является фотографическим в буквальном смысле слова[14]. Тот факт, что наука сейчас не в состоянии объяснить, каким образом мёртвое тело может оставить собственное изображение на ткани, не лишает значения то, что, как ясно показывают научные методы, образ, который мы видим на Плащанице, отличается от любых изображений, созданных людьми. Джон Уолш, известный исследователь Плащаницы, отмечает: «Туринская плащаница – либо самая удивительная и поучительная из существующих реликвий Христа… либо одно из самых гениальных, невероятно искусных произведений человеческого разума и мастерства в истории. Либо одно, либо другое – третьего не дано»116. В последних исследованиях рассматриваются теории формирования изображения. Согласно одной из гипотез, тело Иисуса распалось на субатомные частицы (по некой пока необъяснимой причине); тело распалось, ещё будучи завёрнутым в саван, поскольку изображение должно было сформироваться на льняных волокнах в силу того же феномена и в тот же момент, что и растворение тела.

В нашем собственном исследовании мы будем учитывать результаты исследований Плащаницы, предполагая, что существует связь между энергией, которая потребовалась для создания этого образа, и теми энергетическими проявлениями, которые наблюдаются в случае феноменов тела света и радужного тела.

На оригинальной Плащанице светлые участки тела темнее, а затенённые участки – светлее, и это указывает, что места на ткани, расположенные ближе к телу, были «сожжены» сильнее в том процессе, благодаря которому в момент воскресения преобразилось само тело. Поэтому людей, впервые увидевших фотографии Плащаницы, сделанные в 1898 г., поразило, что они увидели негатив, а не позитив. Тёмные участки на негативе выглядят светлыми и напоминают чёрно-белый снимок человеческого тела в полный рост спереди и сзади. Ни на одном известном произведении искусства, созданном до изобретения фотографических негативов, человеческое тело не изображалось так, с подобными тенями. При