Зима 1238 - Даниил Калинин

Вспыхнувший было в зале ропот мгновенно потушил ледяной голос князя:

— Это какие же такие условия?!

— Мы дадим им съестные припасы только после того, как поганые сами сожгут все свои пороки. Не разберут, а именно сожгут их — до заката текущего дня. Иначе, когда рати наших союзников…

Тут я обвел присутствующих насмешливым взглядом, и продолжил:

— Иначе, когда новые рати наших союзников из Чернигова и Владимира придут к нам на помощь, мы похороним все воинство поганых в нашей земле. Также, как похоронили тумены Бури, Кадана и Бурундая под Пронском и Ижеславцем! Пора бы уже хану узнать, что подкрепления с юга не придет — это сделает его сговорчивее.

Князь, внимательно посмотревший мне прямо в глаза, без обиняков спросил прямо в лоб:

— Но ты ведь только что сам говорил, что поганые попробуют ударить, когда мы откроем ворота, разве не так?

Я позволил себе злорадную ухмылку:

— А мы не будем открывать ворота. Мы позволим навести два-три перешейка через ров напротив бреши, и пригласим поганых во главе с Батыем войти в Рязань. Сами же встанем на стену «гуляй-города», разместим там большую часть стрелков из дружины, приготовим обе тысячи конных гридей. Когда хан и его ближники перейдут ров и втянуться вглубь города, мы вновь сожжем перешейки огнем станковых стрелометов, отрезав поганым путь назад! А сквозь проходы в телегах, что мы тут же откроем, по головному отряду врага ударят и пешие дружинники, и всадники. Последние пусть атакуют навстречу друг другу вдоль вала, замыкая кольцо вокруг ворогов, а пешцы ударят в лоб! Ну и лучники добавят, куда же без них… Если все удастся, мы угробим верхушку орды — нет, так перебьем несколько сотен отборных поганых, что станет лучшей тризной по вероломно убитому ханом Федору Юрьевичу!

— ДА-А-А-А-А!!!

— ГОЙДА!

— Слава воеводе Георгию Елецкому!!!

Собравшиеся в гриднице пришли в самое настоящее неистовство — столь им глянулась моя задумка! И если изначально кому-то могла не понравиться предложенная мной хитрость как подлая (с точки зрения татар так оно и есть), то напомнив об убийстве сына Юрия Ингваревича и истребление его посольства, я целиком и полностью обосновал свой план. И даже напоминание о языческом обряде провода усопших не вызвало отторжения у собравшихся — христианство еще не окончательно вытеснило местные языческие традиции и обряды, по крайней мере, безобидные. Какой тризна и является — хотя то, что я предложил, на самом деле есть откровенная месть…

Впрочем, в данном случае лично мне ближе такое понятие, как справедливо воздаяние!

Гул и гомон бояр, витязей и младших князей стих не сразу даже после того, как Юрий Ингваревич поднял руку, призывая их к тишине. И лишь дождавшись, когда все смолкнут, он не удержал торжествующей улыбки, твердо припечатав:

— Быть посему!

Бату-хан, получивший ответ кагана Юрги от бледных от страха послов, разъяренным тигром метался по шатру, где позволил остаться лишь старому лису Субэдэю, спокойно взирающему на взбешенного ларкашкаки и лишь довольно щурившегося при каждом глотке горячей шурпы. Проклиная хитрых орусутов, поставивших его в тупик, Бату сыпал самыми грязными ругательствами, сбивая ногами встречающиеся на его пути подносы с вяленым мясом и подушки… Наконец, он замер на месте, тяжело дыша:

— Что скажешь, старый друг моего деда?! Верно ли я понимаю, что орусуты и сами захотели заманить нас в ловушку?!

В шатре хана повисла напряженная и продолжительная тишина, прерванная спустя лишь некоторое время спокойным, даже ленивым голосом Субэдэя:

— Я рад, что засада очевидна для тебя. Впрочем, ты замышлял против врага хитрость — так отчего же тебя злит то, что он отвечает тебе взаимностью?!

Легкая улыбка тронула губы старого лиса, но Бату было не до веселья:

— Так что нам делать?! Еда вскоре кончиться, идти и дальше на север, оставив в тылу непокоренного кагана, мы не можем! Послы видели его рать — она еще велика, в ней хватает батыров, в том числе конных, а город разделен на несколько внутренних крепостей. А потому штурмовать Арпан мы также не можем из-за будущих потерь — орусуты упрямо защищают ее, мы положим здесь не менее половины нашего воинства, Субэдэй! При этом Югри прямо сказал: тумены, оставшиеся на юге, истреблены. И вряд ли он врет — туаджи от темников я не получал уже множество дней. Да еще и рать из Улайтимура пришла ему на помощь, а значит, он не врет и о помощи из Чернигова… Тем более, без нее орусутам ни за что бы не удалось справиться с Бурундаем и Каданом! Так что мне делать?!

Улыбка покинула губы нойона, и тот заговорил уже без всякой благодушности в голосе:

— Даже тигр может отступить перед стаей голодных волков — отступить, сохранив себе жизнь, в этом нет бесчестия. Но когда стая распадется, тигр вернется и покарает всех, кто посмел бросить ему вызов!

Бату-хан неожиданно успокоился — слова верного сподвижника его великого деда удивительно точно совпали с его собственными мыслями.

— Значит, мы уйдем?

Субэдэй согласно склонил голову:

— Уйдем. Чтобы сохранить силы и вернуться сюда летом — этим или следующим, не столь важно. Но орусуты должны поплатиться за свою дерзость!

Батый злобно улыбнулся — и улыбка эта больше походила на хищный оскал:

— И они поплатятся!

Утром следующего дня монголы покинули осадный лагерь. Больше не требуя дани, не предлагая союза, дружбы, не используя прочих хитрых уловок, с целью выманить защитников Рязани из города… Впрочем, не совсем — разобрав за прошлый день пороки (ценные детали, что невозможно воссоздать на местах, китайцы рачительно извлекли), они сожгли большую часть дерева, послужившего сырьем для камнеметов. Сожгли, привязав к ним всех уцелевших пленников-хашар… Сожгли демонстративно, на глазах русичей, в бессильной ярости сжимающих кулаки… Никто из воев не признал среди заживо сожженных своих близких, и возможно лишь это уберегло некоторых ратников от безумной, самоубийственной атаки. Что впрочем, не означает, что в огне не погибли чьи-то родные, просто никем не узнанные…

И от этого было вдвойне больнее и страшнее.

Даже втройне страшнее для меня, взирающего на отступающих от Рязани поганых. На пути все еще огромной орды остался Пронск, обороняемый ныне горсткой ратников, Пронск, имеющий в качестве защиты на главном направлении штурма лишь невысокую стену-частокол! Чтобы прорваться за нее, татарам не потребуются ни манжаники, ни даже вихревые катапульты — будет достаточно лишь лестниц, чтобы за две-три атаки перебить всех защитников крепости, тупо задавив их числом… Отсутствие еды не пугает врага — наоборот, именно ради еды по большей части татары и пойдут на штурм! Ну и заодно, чтобы хоть как-то реваншироваться за неудачный поход на Рязань…

Можно как-то помочь крепости? Даже объединив владимирскую и рязанскую рати, получив в итоге порядка пятнадцати тысяч действительно боеспособных воев, и оставив Рязань без защиты — можно ли с этим войском противостоять без малого сорока пяти тысячам татар в поле?! Увы, нет — всадников у русичей осталось слишком мало, а в открытом бою мобильная стрелковая конница степняков, не принужденная атаковать в лоб изготовившихся к бою пешцев, будет иметь заметное преимущество. Это вам не схватка под Переяславлем, где укрывшихся за надолбами ополченцев невозможно было обойти ни с флангов, ни с тыла… Так что выводить в поле дружины — это подставить князя и потерять с таким трудом и такими жертвами спасенную было Рязань…