Девятый Дом - Ли Бардуго

Все это было гораздо более вероятно, но… Он здесь, настаивало ее сердце, бьющееся в груди с такой силой, что ей пришлось замереть у двери и заставить себя дышать более размеренно. Он здесь. Эта мысль тянула ее вперед, будто ухватившийся за ее рукав ребенок.

Укрывшись в темноте, она заглянула в окно. Кухня с теплым деревом и синей плиткой с узором – дельфтской плиткой, большой кирпичный очаг и медные котелки, поблескивающие со своих крючков. На кухонном островке была разложена почта, словно кто-то как раз начал ее разбирать. Он здесь.

Алекс подумала было постучать, но вместо этого принялась возиться с ключами. Второй ключ повернулся в замке. Она вошла, тихо закрыла за собой дверь. Радостный свет кухни был теплым, приветливым, отражался в плоских медных кастрюлях, улавливался кремово-зеленой эмалью плиты, которую кто-то установил в пятидесятые.

– Эй? – чуть слышно позвала она.

Брошенные на стойку ключи неожиланно громко звякнули. Алекс виновато замерла посреди кухни, дожидаясь, что ее кто-нибудь заругает – может быть, даже сам дом. Но это был не особняк на Оранж с его оптимистичным поскрипыванием и осуждающими вздохами. Жизнью этого места был Дарлингтон, и без него дом казался огромным и пустым – корпусом разбитого судна.

С той самой ночи в Розенфелд-холле Алекс невольно надеялась, что, возможно, все это – проверка, которой подвергается каждый ученик Дома Леты, и что Доуз, Сэндоу и Тернер тоже в ней участвуют. Прямо сейчас Дарлингтон прячется в своей спальне на третьем этаже. Он слышал машину на подъездной дорожке. Он взбежал по ступеням и затаился в темноте, дожидаясь, пока она уедет. И убийство – тоже часть испытания. Нет никакой мертвой девушки. Когда все закончится, сама Тара Хатчинс, вальсируя, спустится по лестнице. Они просто должны были убедиться, то Алекс может справиться с чем-то серьезным самостоятельно.

Это было абсурдно. Но голосок все равно настаивал: Он здесь.

Сэндоу говорил, что он, возможно, еще жив, что они, возможно, смогут его вернуть. Он говорил, что им нужны только новолуние и верная магия, и все станет так же, как и раньше. Но, возможно, Дарлингтон сам нашел путь назад. Он может все. Он может и это.

Она прошла вглубь дома. От проникающих в окна огней с дорожки в комнатах царил желтушный сумрак – кладовая дворецкого с белыми ящичками, полная блюд и бокалов; большое морозильное помещение с металлической дверью, так похожей на дверь в морге; формальная столовая с сияющим, как зеркало, столом, похожим на темное озеро на тихой прогалине; и наконец просторная гостиная с большим черным окном, выходящим на смутные очертания сада, горбы изгородей и скелеты деревьев. Рядом с главной гостиной находилась комната поменьше, заставленная большими диванами, с телевизором, игровыми консолями. Увидев размер этого экрана, Лен бы описался. В такую комнату он бы просто влюбился. Пожалуй, это единственное, что объединяло его с Дарлингтоном. Ну, не единственное.

Большинство комнат на втором этаже были заперты. «Тут у меня закончились деньги», – говорил он, положив руку ей на плечи, пока она пыталась его поторопить. Этот дом походил на тело, отрезавшее циркуляцию ко всем, кроме самых жизненно необходимых частей себя, чтобы выжить. Старый бальный зал был превращен в подобие самодельного спортзала. С потолка свисала подвешенная на крючок боксерская груша. Большие металлические веса, медболы и фехтовальные рапиры хранились на стене, и тяжелые тренажеры вырисовывались на фоне окон, как громоздкие насекомые.

Она поднялась по лестнице на верхний этаж и пошла по коридору. Дверь в комнату Дарлингтона была открыта.

Он здесь. Ее снова охватила уверенность, на этот раз еще сильнее. Он оставил свет для нее. Он хотел, чтобы она его нашла. Он будет сидеть на кровати, скрестив длинные ноги, склонившись над книгой, и темные волосы будут спадать ему на лоб. Он поднимет взгляд, скрестит руки. Наконец-то.

Ей хотелось броситься к квадрату света, но она заставляла себя идти неторопливо, как невеста к алтарю. Ее уверенность таяла, рефрен Он здесь менялся с каждым шагом, пока она не поняла, что молится: Будь здесь, будь здесь, будь здесь.

Комната была пуста. В сравнении с покоями в Il Bastone она была мала – странная круглая комната, которая, очевидно, никогда не предназначалась для того, чтобы стать спальней, и чем-то напоминала ей келью монаха. Она выглядела в точности так же, как и в последний раз, когда Алекс ее видела: придвинутый к изогнутой стене стол, приклеенная над ним пожелтевшая вырезка из газеты со старыми американскими горками, будто забытая там; мини-холодильник – потому что Дарлингтон, разумеется, не хотел отрываться от чтения или работы, чтобы спуститься перекусить; поставленный у окна стул с высокой спинкой для чтения. Никаких книжных полок не было, только стопки и стопки книг, высящиеся на разной высоте, словно он был в процессе самозамуровывания с помощью цветных кирпичей. Круг света от настольной лампы падал на раскрытую книгу – «Медитации на Таро: путешествие в христианский герметизм».

Доуз. Доуз приходила, чтобы позаботиться о доме, разобрать почту, вывезти машину. Доуз заходила в эту комнату, чтобы позаниматься. Чтобы побыть поближе к нему. Может, чтобы подождать его. Ее внезапно вызвали, и она оставила свет включенным, рассчитывая, что вечером вернется и обо всем позаботится. Но машину вернула Алекс. Вот насколько все просто.

Дарлингтон не в Испании. Он не дома. Он никогда не вернется домой. И все это – по вине Алекс.

Белый силуэт прорезал темноту на периферии зрения. Она отшатнулась, смахнув стопку книг, и выругалась. Но это оказался всего лишь Космо, кот Дарлингтона.

Он крался по краю стола, подбираясь к теплоте настольной лампы. Алекс всегда про себя называла его котом Боуи из-за шрама на глазу и полосатой белой шерсти, которая выглядела, как один из париков, которые Боуи носил в «Лабиринте». Он был до глупости нежным – надо было всего лишь вытянуть ладонь, и он прижимался носом к твоим пальцам.

Алекс села на край узкой кровати Дарлингтона. Она была аккуратно заправлена – скорее всего, дело рук Доуз. Может, и она здесь сидела? Спала здесь?

Алекс вспомнила изящные стопы Дарлингтона, с каким криком он исчез. Она опустила руку, подзывая кота.

– Эй, Космо.

Тот уставился на нее своими разными глазами. Зрачок левого походил на кляксу чернил.

– Ну же, Космо. Я не хотела, чтобы так вышло. Честно.

Космо пошел к ней. Как только его маленькая гладкая мордочка прикоснулась к пальцам Алекс, она заплакала.

Алекс уснула в постели Дарлингтона, и ей приснилось, что он прижимается к ней на узком матрасе.

Он притянул ее поближе к себе, его пальцы вдавливались в ее живот, и она чувствовала когти на их концах.

«Я буду служить тебе до конца дней», – прошептал он ей на ухо.

«И любить меня», – со смехом сказала она. Во сне она была смелой, ничего не боялась.