Мудрая змея Матильды Кшесинской - Елена Арсеньева

– Слушаюсь, ваше величество, – сказал Свечин и вышел, однако по долгу службы ему следовало оставаться поблизости, поэтому из-за приотворенных дверей до него явственно донесся следующий диалог.

– Аликс, прекрати, умоляю тебя.

– Нет! Мне противно говорить об этом.

– Зачем же говоришь?

– Я не могу молчать! Мне больно вспоминать…

– Так не вспоминай. Довольно, Аликс!

– Ну уж нет! Кажется, ты так и не понял тогда, когда мы только поженились, какую боль мне причиняешь, рассказывая, что у вас было!

– Милая моя, как же ты не поняла! Я хотел быть честным с тобой, я не мог ничего скрыть от женщины, на которой женился. Неужели ты хотела, чтобы у меня были от тебя тайны? Я ведь готов был выслушать и твою исповедь, но ты ничего не пожелала рассказать.

– Мне не в чем было исповедоваться! Я пришла к тебе чистой, чистой помыслами, душой, сердцем, телом! А ты… ты писал мне о любви, а сам любострастничал с этой! Ты любил ее, а не меня!

– Аликс, столько лет прошло. Что это вдруг за вспышка ревности? Ты ведь знаешь, что ты для меня – единственная женщина на свете.

– Но не первая!

– Аликс, я же тебе объяснял: природа мужчин такова, мы устроены иначе. Маля была для меня… я ведь был неопытен, невинен, я ничего не знал о женщинах. Думаю, ты мало получила бы радости от увальня, который ничего не может и не умеет.

– Ага, ты не скрываешь, что она обучала тебя греху? Ты грешил с ней, грешил!

– Не более чем грешат другие мужчины. Не более чем грешим мы с тобой нашими блаженными ночами. Аликс, давай прекратим этот разговор. Ты не права.

– Хорошо. Хорошо, я признаю свою неправоту. Прости меня, Ники, я была глупа.

– Ты совсем не глупа, дусенька.

– Нет, я вела себя глупо. Я хочу загладить свою вину. Господин Свечин! Вернитесь.

Флигель-адъютант явился.

– Ювелир еще не ушел? Позовите его! – приказала императрица.

– Зачем, Аликс? – недоумевал Николай Александрович.

– Я же сказала тебе: я хочу загладить свою вину и сама выберу подарок для э-этой… я хочу сказать, для мадемуазель К., – уже спокойнее закончила Александра Федоровна. – В конце концов, я уж наверное лучше знаю, что может понравиться женщине. Позволь мне, Ники, прошу тебя!

– Хорошо, Аликс, – сдался ее муж. – Возможно, в самом деле ты лучше знаешь.

Подарок выбирали недолго. Небрежно переворошив не меньше полусотни разложенных на большом столе драгоценных, изысканной работы вещиц, императрица взяла брошь, усыпанную бриллиантами и сапфирами, и твердо сказала:

– Вот это. Ей поднесут это.

– Но… – в один голос воскликнули государь и его флигель-адъютант и осеклись, потому что Александра Федоровна с невинным видом вскинула брови:

– Вам не нравится? Великолепная работа. И я не ошибусь, если скажу, что это самая дорогая здесь вещь.

– Ваше величество совершенно правы, – с поклоном подтвердил очень довольный выбором Болен.

– Вот видите! Она будет в восторге! – воскликнула Александра Федоровна.

– Но… – снова сказали в один голос Николай Александрович и Свечин и снова осеклись, услышав резкий голос императрицы:

– И это подарок со смыслом. Ведь это символ мудрости!

Император и его флигель-адъютант переглянулись и растерянно уставились на прекрасную брошь в виде змеи.

Символ мудрости, значит? Да нет, это символ совершенно иного! О женщины! Да можете ли вы не ненавидеть друг друга?

Свечин отчетливо расслышал тихий вздох императора. Этот вздох говорил о многом. Делать нечего. Спорить – себе дороже. Главное – мир в семье. Да, Николай Александрович безумно счастлив с Аликс, не надо с ней спорить, это его жизнь, его любовь и судьба, а Малечка – это прошлое, которое вообще пора забыть. В конце концов, и змея неживая, и балерина К. не Клеопатра. Может, обойдется?..

Эта брошь, повторяю, была одной из немногих драгоценностей, которые М.К. сумела вывезти из России. Столь же дороги ей были форменная гусарская фуражка, которую некогда подарил ей Ники, и, конечно, его портрет в серебряной раме, и немногие письма его.

Бургундия, Тоннер, наши дни

– Что вы сказали? – ошеломленно оглянулась Алена, однако в эту минуту в дверь стукнул один из жандармов – высокий, худой, с длинноватым, как бы вытянутым носом, и крикнул:

– Эй, открывай, Бати! Или ты решил, что мы сейчас будем обыскивать твою машину, чтобы найти наркотики, которые ты, как всегда, перевозишь? Или позвоним Изабель, чтобы сообщить, с какой красоткой ты раскатываешь в свободное время? На твоем складе по-прежнему стоит тот удобный диван, а, старый юбочник?

И он закатился хохотом.

А, так жандарм шутил, значит! Это у него юмор такой, у этого длинноносого!

Алену нисколько не развеселила первая из этих шуток, а Маршана явно не развеселила ни одна из трех.

– У идиота и шутки дурацкие, не обращайте внимания, – буркнул он, выскакивая из машины, подходя к жандармам и пожимая им руки. – Ты бы думал все-таки, прежде чем что-нибудь изречь, Виктор! Если после твоих глупостей моя клиентка решит обратиться к другому броканту, я тебе выставлю иск за упущенную выгоду, понял?

– Ты забыл, что я плачу алименты? – испуганно воскликнул Виктор. – Твой иск меня окончательно разорит! Мадам, прошу извинить, я беру обратно все свои слова. У меня в самом деле очень своеобразное чувство юмора. А на складе Жака вы, не сомневаюсь, найдете все что угодно. Вот только манеж не покупайте, огромная просьба! Он срочно нужен нам! Ради него мы и приехали.

Алена только глазами хлопнула – говорить она все еще не могла.

– Зачем вам мой манеж? – удивился Маршан. – Что за ерунда?

– Решили на лошадках покататься, – изрек Виктор, старательно подмигивая, чтобы подчеркнуть: это он шутит.

– Ги, объясни ты, я ничего не понимаю, – повернулся Маршан к другому ажану, с не столь длинным лицом и, очевидно, не столь изощренным чувством юмора.

– Ты помнишь нашего старика Дютуа? – ответил вопросом на вопрос Виктор, и Маршан усмехнулся:

– Разумеется. Ближайший друг моего деда! Да я, можно сказать, рос на его коленях.

– Значит, ты не забыл, что послезавтра у него юбилей? Восемьдесят пять годков!

– Конечно, не забыл, – снова усмехнулся Маршан. – Мы с мамой получили приглашение на банкет.

– А Изабель приглашена? – подал голос Виктор, снова проделывая сложные мимические упражнения, чтобы подчеркнуть: это очередная шутка.

В его сторону, кроме Алены, никто и не глянул.

– Мы решили сделать старику сюрприз, – продолжал Ги. – Помнишь, как ностальгически он рассказывал о манеже, на котором катался, когда в детстве жил во Френе?