Трудно быть феей. Адская крёстная - Ея Россо

— А лично, говоришь, давно не общались? — задумчиво протянул волк. — И вот что я думаюЮ бабушка… Обманули вас с лешим. И обманывают очень давно. Не писала тебе подружка писем ответных. Кто-то другой за нее отвечал. И я, кажется, догадываюсь, ю кто мог каверзу такую учинить, — закончил Сириус мысь свою, не сводя глаз с Чоморы.

— Кто ж так шутит? — покачала головой хранительница. — Да и кому оно могло понадобиться, шутовство такое? Письма подменные сочинять. Никакими тайнами-секретами чай не обменивались. За житье-бытье подружке делилась. Она мне за сове рассказывала.

— А не припомнишь, в гости она тебя хоть разочк звала? На твои приглашения что отвечала? — поинтересовался Серый.

— В гости, врать нее буду, не звала давненько. Да и немудрено: она все по мирам скакала, книжки редкие волшебные искала, не сиделось на месте ей. Вернется на три дня, избушку проверить, охранки обновит, лес свой облетит, тяжбы разберет и опять мчится куда-то. Какие тут гости?

— То-то и оно, бабушка. Никто Ягиню долгие лета не видал лично. Все больше письма да записочки от нее в разные стороны разлетаются. А в избе её сестрица хозяйничала одно время. Сдается мне — сгубил кто-то Ягу, да глаза всем отводит, головы морочит бумажками.

— Не может такого быть! — Чомора от возмущения аж с места привстала. — Дочерей у подруженьки не было, не замужняя она. А кроме крови родной по женской линии никому доступа в межмирье нет. Даже и сестрице пусть хоть трижды родственной по матери да по отцу.

— А вот поди ж ты, такая оказия приключилась, что сам я в той избе вместе с принцем Жданом ночевал однажды. И хозяйкой там сестра ее по матери была — Феврония.

— Быть того не может! — охнула Чомора и замолчала ненадолго. — Ты вот что, волчок… Слыхала я от прабабки своей, если Ягиню опоить травой-беленой да в неопалимой купине спрятать, вещи её волшебные хозяйку чуять будут. Жить продолжат, словно она вот-вот в дом зайдет. Еще сказывают, если супостат в личине ягининой явится да нужные слова скажет, изба обмана не различит, примет, накормит-напоит.

— Не сходится, — перебил Сириус. — Мы с принцем без слов зашли, избушка пустила.

— Пустить — пустила. Ежели рану ничем не прикрыть да не обработать, в не всякое налипнет без спросу. Изба без Ягини — рана открытая, даром что не кровоточит. Но то нам не видать. А сила без защиты владелицы потихоньку иссыхает. Ежели сестрица ейная туда-сюда шастала меж мирами через избу, так она каждую ночь рану-то и бередила. Брешь зарасти-то и не успевала. Заходи всякий, кто хошь. Вот так и вы без спросу попали, в двери открытые.

— Кабы так просто было, набрел бы кто да вынес все пожитки, — засомневался волк. — В избе все на местах стояло, сундуки не вскрыты, травы-коренья по полочкам-баночкам разложены. Скатерка на столе чистая. И зеркало большое… Точно! Было зеркало! — Сириус встрепенулся, перед глазами ярко картинка вспыхнула: огромное в пол золотом расплавленным мерцает, и стекло такое странное, тягучее.

— Зеркало говоришь? — теперь уже Чомора вздрогнула, стекло волшебное, на погибель Эллочке подаренное, вспомнив. — Морозными узорами да снежинкам украшенное?

— Нет. Из чистого золота. А что? — удивился волк описанию.

— Не наше, поди… Наше-то попервой в оправе дубовой стоядо, все листочки да ягодки по веточкам плелись… А как беда пришла, так зеркало в лед превратилось, всякое-разное поползло-повышло из него. Да что я, и сам ы видел несчастья наши, — нос-сосулька задрожал, скатилась по нему одинокая льдинка из глаз помутневших.

— Не плачь, бабушка! — защебетали притихшие лесавки. — Не плачь!

— Да тихо вы, разгалделись, — заворчала хранительницы по-доброму, слезу утирая руками прозрачными. — Не плачу я…

— Ты, бабушка, и вправду, сырость не разводи, — грубовато утеши Сириус. — Лучше дальше про избушку сказывай. На местах все лежало, а ты говоришь — любой заходи, коли хозяйка в беде, — вернулся Серый к разговору.

— На местах… Так вот… Да! — вспомнила старая, на чем остановилась, и дальше сказывать начала. — Попали вы в избу, как та грязь в рану. Артефакты да заколдушки изба вынести не позволит, а жить-поживать, скатеркой-самобранкой пользоваться — это запросто. Не чует она чужого присутствия. Видать, личину на воротах ведьма привесила для облегчения. Чтоб каждый раз не колдовать, пространство не смущать да внимание не привлекать. А так зацепила ниткой паучьей, в ворота прошла личина на лицо упала.

— Это что ж за магия такая? — удивился Сириус. — Не слыхал о таком колдовсте.

— Не слыхал и не надобно, — отрезала Чомора и закончила. — Вот когда от белен-отравы Ягиня память теряет, себя забывает. Так и вещи ейные словно в спячку впадают, себя не помнят. Избушка-то — она часть ее магии, силы природной. Душа она наследства колдовского. Потому вместе с хозяйкой все предметы разумные, к ведунье привязанные, разум тоже теряют.

— А что с избой приключится. Если Яга погибнет? — протянул задумчиво волк и вдруг замер настороженно.

— Ох-хо-хонюшки, о таком лучше и не думать! Ежели без наследницы уйдет Ягиня — захиреет изба. А под конец и вовсе с ума сойдет. Слыхал, наверное, про места страшные, в коих люди-человеки пропадают? То-то и оно… — Чомора замолчала на середине слова, заметив, что Сириус и не слушает вовсе.

Засопела старая сердито, да тут же и неладное почуяла: будто муравей крупный по спине пробежал, под шкуру забрался и укусил. Да и волк странно вести себя начал.

— Тихо! — шикнула Чомора на лесавок, тревожным ульем загудевших, и прислушалась.

Серый плавно скользнул со стула к двери и застыл, воздух втягивая, ноздри раздувая. Уши его удлинились, шерстью белой покрылись, кончики мохнатые задергались. Минут пять гость зверем настороженным возле входа простоял, потом отмер, на место вернулся.

— Кто? — выдохнула Чомора, задрав палец к верху, не давая лесавкам рты раскрыть.

— Не пойму… Что-то н то снаружи, а что неясно. Звуки невнятные, запахов нет. Но чуя носом- расходится пора.

— Ты вот что… Ягине наследие передать-то некому было… — заторопилась Чомора, со стула сползая. — Изба, говоришь, не чудила, с миром приняла?

— Так то когда было… Ждан ваш уже и царем стал, что там сейчас — неведомо, — волчьи уши вновь дернулись и застыли, прислушиваясь. — Уходить тебе надобно, бабушка… Да и мне пора. Неведомый кто-то сюда движется, — волк поднялся с места и вновь у дверей замер. — Собирайтесь. Быстро. — отрывисто скомандовал через минуту. — Другой выход имеется?

Лесавки заголосили было, да Чомора резко на них прикрикнула, велела вещицы нужные собрать и к медведям бежать к малиннику дальнему, там схорониться всем вместе и не высовываться, пока от нее посланец не придет.

— Бабушка, а ты как же? А гостюшка? Неужто одних оставим? — пискнула старшая лисунка.

— За нас не беспокойтесь, выберемся, — волк рукой махнул, девиц выпроваживая. — Уходите быстро, молчком. По дороге тоже не разговаривайте, следы заметайте. Времени мало.