Хамелеонша - Алена Савченкова

«Кисть ровнее!»

«Ты меч или топор держишь?»

«Ноги, ноги расставь! Ваалу побери, Лора! Ты меня вообще слышишь?!»

«Все, дай покажу, как правильно!» — И я со смесью раздражения и облегчения отдавала оружие, но раздражение вскоре угасало, сменяясь восхищением, стоило ему начать двигаться. Мышцы перекатываются под кожей, солнце лижет огненной дорожкой кромку клинка, меч мелькает, выписывая в воздухе фигуры быстрее, чем я успеваю их считывать. И откуда в нем при не самом крупном сложении такая сила и скорость? Брат напоминал мне гибкий кнут или стилет, лишенный демонстративной мощи булавы и молота, зато молниеносный и смертельно опасный в своей точности.

Надо представить, что игла — тоже меч или стилет. Просто крохотный такой, миниатюрный, и оставляет за собой дорожки из ниток, а не крови.

— Вы неправильно держите, — раздалось над ухом.

Я подняла голову и встретилась с медовой парой глаз, смотревших сочувственно.

— Видите, как я кладу стежки? — продолжила шепотом Бланка, покосившись в сторону матроны, словно принцессой была та, а вовсе не она. Легко касаясь, поправила мою руку, сдвинула пальцы и кивнула. — Теперь попробуйте.

Я попробовала. Удивительно, но начало выходить лучше. Удовлетворенно кивнув, принцесса вернулась в свой уголок и снова стала незаметной.

Признаться, про Бланку я почти забыла. В самом начале у меня возникла идея явиться к Бодуэну в её обличии и незаметно навести на нужный разговор, но я быстро от неё отказалась. Во-первых, стало ясно, что Бланка — пустое пятно на фамильном древе этого рода, а потому едва ли можно ожидать, что Бодуэн, который и не смотрит в её сторону, станет откровенничать с родственницей. Скорее, её интерес к определенному предмету вызовет подозрение. А во-вторых, я поняла, что сама не готова к такому спектаклю. Стоять перед регентом и изображать любовь племянницы к дядюшке или страх и покорность перед ним? Одно неверное слово, и… А в его присутствии с моих губ постоянно слетают неверные слова. Поэтому Бланку мы с Людо в первую же неделю отсеяли, как не годную для плана.

Сегодняшний день мы с братом выбрали для моего возвращения в башню за книгой. Мне всего-то и нужно ещё разок взглянуть на ту страницу и скопировать остальные символы. Именно сегодня представлялся идеальный шанс, поскольку Бодуэн будет допоздна заседать на Совете, о котором Людо узнал благодаря своей дружбе с Годфриком.

В перерыв я отправилась разыскивать брата, и от Марка на конюшне узнала, что он на тренировке. Просторный манеж собрал под своей крышей десятка два юношей и мужчин из числа пажей, оруженосцев, рыцарей и гарнизонных солдат. Кто-то разминался, кто-то уже заканчивал и уходил с поля, у кого-то поединок был в самом разгаре. Шумные выдохи и короткие возгласы, шорох песка под подвернувшейся ногой, свист рассекаемого воздуха, звон стали о сталь и пучки быстро гаснущих искр, опаляющие душный воздух. Пахло потом, железом, свежеструганным деревом трибун, и едва уловимо — тинистой влагой из сада. Среди немногочисленных зрителей сидели и две фрейлины, которые при ближайшем рассмотрении оказались Жанной и Мод. При виде меня их головы, как обычно, склонились друг к дружке, губы что-то торопливо зашептали. Но я тут же про них забыла, увидев Людо. Он тоже меня заметил, приветственно махнул и снова отключился от внешнего мира. Зачесал волосы назад пятерней и продолжил.

Я устроилась поудобнее. Всегда обожала смотреть на него во время тренировки, прямо-таки часами могла, как на горящее пламя — завораживает и не надоедает. Наверное, потому что в эти мгновения он растворялся в гармонии с собой. Уходила нервозность, напряжение, в отрешенном взгляде — умиротворение, словно тело двигалось само по себе, без подсказки разума. Это был его способ «уйти в себя».

Нечто подобное со мной случалось только во время превращения. Нет, не после него — ощущать себя в чужом теле и мучиться потом от отдачи я ненавидела, — а в краткие мгновения мучительного перерождения. В какой-то момент время останавливается, и ты уже не ты, а нечто большее, не связанное законами этого мира, вообще никакими законами. Неразрывно сопряженное с болью, превращение дарило радость очищения, гибели и возрождения, пьянящей свободы. Когда собственная оболочка уже содрана, а чужая ещё не наросла, я словно бы познаю свою истинную глубинную сущность, соприкасаюсь с чем-то древним и исконным внутри себя, открываю себя заново. Слышу шепот далеких предков в крови и незнакомцев, с которыми никогда не встречусь, но чьи души для меня как на ладони. Становлюсь подлинной собой и всеми людьми одновременно, разрываюсь от их эмоций и делюсь своими. Мне ведомо то, что творится в каждом уголке земли — абсолютное знание, ускользающее с последним спазмом, как предрассветный сон.

Людо никогда не познать этой радости, не примириться с собой через перерождение, и поэтому мне больно за нас двоих.

Меч — его единственный способ сообщения с предками, с родовой памятью. Все мужчины в роду Морхольтов — воины.

Брату едва исполнилось девять, когда он потребовал у отца настоящее оружие взамен тренировочной деревяшки. Отец согласился при условии, что Людо продержится бой против Урбана, рыцаря-наставника. Время стерло из моей памяти черты этого сына Севера, оставив лишь глубоко посаженные голубые глаза, вмятину на темени от давнего удара боевым молотом и топорщащуюся бороду, которую он заплетал в косички.

В назначенный день идет первый в году снег. Отец встал на краю поля, приготовившись наблюдать, и снежные бабочки умирают на его подбитом мехом плаще глянцевитой наледью. Губы у Людо синие, а на лбу испарина, пальцы нервно мнут кожаную оплетку рукояти. Удар медной болванки отдается в ушах, и схватка начинается. Выпад, подсечка, и брат на земле. Мгновенно вскакивает, перекидывая меч в другую руку — он владеет обеими, — но маневр помогает ненадолго. Я тру ладони о подол и так волнуюсь, что не могу смотреть на поле. Вместо этого смотрю на отца, по его лицу считывая все промахи Людо.

Недовольный изгиб брови. Гонг

Дернул плечом. Гонг

Сжал пальцы. Гонг

Ледяное спокойствие. Гонг

Когда я решаюсь снова взглянуть на ристалище, Людо хромает, кружа вокруг Урбана, и смаргивает капающую из рассеченной брови кровь, рукав разорван, правая рука висит плетью. Неудачная атака, и на этот раз он встает не сразу, сплевывая розовую слюну.

Ещё одна попытка, и он опять на земле, затупленный клинок Урбана упирается ему в шею.

— Достаточно, — бросает отец, презрительно поджимая губы, и отворачивается, чтобы вернуться в замок. Людо встает, хромая, ковыляет к деревянному кругу и бьет кулаком в металлическую нашлепку. Воздух вибрирует медью, и Урбан со вздохом вскидывает оружие, отражая новый удар.

Свой меч Людо получил через неделю, когда смог подняться с постели. Все это время рулетики с черникой пришлось тайком передавать через кормилицу. Увидев брата после семидневной разлуки, я с визгом бросилась ему на шею, повалив на пол и едва не устроив повторный вывих плеча.