Крымская пленница - Александр Тамоников

— Анюта, прижимайся к правому склону и ползи к скалам. Там встретимся. Не спрашивай ни о чем, действуй…

Она пыталась что-то сказать, но уже на ходу! Из горла девушки вырывались хрипы, ноги заплетались. Но она ползла. Когда Анюта скрылась в темноте, он выбросил себя из ямы и кинулся на левый склон, к деревьям. За спиной закричали, простучала тугая очередь. Глухо рычал раненый Рубанский, что-то требовал от подчиненных. Глеб видел, как ползла Анюта — все быстрее, быстрее, вот встала, побежала, тяжело переставляя ноги…

Он стрелял со склона — просто так, для острастки. Потом покатился вниз, в траву. Прополз несколько метров, снова на склон, привлекая к себе внимание. Диверсанты шли в атаку короткими перебежками. Сколько их там осталось? Трое в лодке, не считая горе-майора? Тот отдавал противоречивые приказы, и диверсанты не знали, что делать. Они то бросались вперед, то начинали яростно палить, мешая друг другу. Глеб уже закатывался за камни — тактика зайца, бегающего зигзагами.

— Анюта, ты где?

— Я здесь, Глеб… — зашевелилось, отклеилось от скалы живое существо.

Он заурчал от удовольствия, схватил ее в охапку, потащил вперед. Здесь в скалах должны быть пещеры… Далеко бежать не пришлось, он потащил ее к черному провалу — такое ощущение, что каменный идол решил зевнуть, разинул рот… Вокруг пещеры валялись булыжники. Анюта заползала в нору, Глеб подгреб к входу какие-то камни, тоже забрался внутрь и выбрал самый большой из них, чтобы частично перекрыть проем.

— Глеб, а как же мы…

— Тихо, Анюта, заткнись, пожалуйста… Они лежали, как в гробу — потолок давил морально и физически. Он повернулся на бок, прижал ее к себе. Больше никогда не отпустит. НИКОГДА! Отыскал ее чумазую мордашку, принялся покрывать поцелуями, закрыл ей рот губами. А снаружи уже шумели. Диверсанты шли широким фронтом, поливая скалы из автоматов.

— Кретины… — страшным голосом хрипел Рубанский. — Вы же убеждали меня, что он сдох…

— Пан майор, но он реально сверзился с обрыва… — оправдывался сержант Костюк.

— Дебилы! Идиоты убогие! — разорялся главарь. — Вы у меня сами со скалы сверзитесь! А ну, осмотреть все внимательно, да под пули не лезть… И хватит стрелять, дурачье, патроны поберегите, и так уже хрен осталось!

Диверсанты прошли мимо пещеры, и майор отдал приказ «поворачивать оглобли», возвращаться в лагерь и быстро собирать манатки. Выспались, кретины, отдохнули?

Стало очень тихо, и Глеб забеспокоился, потряс ее. Девушка спала! А может, потеряла сознание, не выдержав напряжения…

Он тоже куда-то проваливался, сопротивляться было бесполезно. Очнулся через два часа — сам, без посторонней помощи. Все в порядке, девушка рядом, живая, сладко посапывает. Автомат и сумка тоже здесь. А вот диверсантов как раз не видно. Глеб уставился на мерцающие стрелки — скоро пять утра, уже рассвело. Небо затянули мохнатые облака. Район был каким-то аномальным, притягивал тучи. Он выполз из крохотной пещеры, стал осматриваться. Ничего нового, небольшое исключение — близость леса, уходящего в глубь перевала.

Анюта выбралась вслед за ним, села рядом, подогнув ноги, прижалась плечом. Он обнял ее, поцеловал в висок. Хорошенькая мордашка осунулась за сутки, глаза провалились, их окружали живописные круги. Волосы висели сосульками. В сиреневой кофточке красовались дыры и затяжки. Но джинсы держались, не считая ободранных коленок. Он взял ее руки в свои, поцеловал. Запястья посинели и распухли.

— Я ждала, — не выдержав, заплакала Анюта. — Знала, что ты придешь. Все ждалки прождала, все глаза проглядела… Все хорошо, Глеб? Эти люди ушли? Это не утро нашей смерти?

— Да, родная, они ушли, это не утро нашей смерти… Будем считать, что удача подкралась незаметно… Ты скучала по мне?

— О, я столько всего наскучала… — улыбнулась она сквозь слезы. — Лучше не буду об этом говорить…

— Тебя не обижали? — Он напрягся, всматриваясь в ее серое личико. Лучше знать обо всем, больше знаешь — крепче мстишь.

— Конечно, обижали… — вздрогнув, поежилась Анюта. — Я каждую минуту ждала, что меня убьют… Нет, ты не думай… То, что ты подумал — этого не было… Слава богу, не было, не дошло у них до этого. Старший офицер им не разрешал… Смотрел с такой злостью, щерился, плевался, но насиловать своим людям не разрешал. Наверное, боялся, что после этого я не смогу идти. А я нужна была им здоровая… Но глумились постоянно, лапали, ржали… Этот Костров, который меня опекал, все острил, что у него относительно меня твердые намерения, если не верю, могу потрогать… Господи, какая гадость!.. А потом началась беготня, стрельба, нервотрепка — и эти мысли их уже не посещали, только гнали меня, ругались, иногда подзатыльники отвешивали… Даже когда на ночлег встали, никто не лапал, сил не было. Уморил ты их…

— Да уж, постарался, — пробормотал Глеб. — Только и успевали друг друга подлавливать… Вроде сутки прошли, а словно целая вечность… Что у майора с рукой — сильное ранение?

— У него плечо прострелено. Ранение не сквозное, пуля осталась в теле. Пытали меня — имею ли я медицинское образование. Но я вообще не по этой части. Костров предлагал ему вытащить пулю в походных условиях, но у них же ничего нет для операции. Только хуже бы сделали, рану разворошили, грязь занесли… Рука забинтована, иногда кровоточит, он горстями пьет анальгетики. Все понимают, если сегодня к вечеру он не попадет на стол хирурга, руку можно смело отрезать, а заодно и голову… Он гонит их, но они не могут идти быстро — все устали, тащат оружие, да и сам он еле передвигается…

— Ничего, далеко не уйдут, — оскалился Глеб. — Ты можешь идти?

— Думаю, да… — закивала Анюта и вдруг испуганно спросила: — Подожди, Глеб, ты хочешь их преследовать? Хочешь сказать, что приключения продолжаются и у меня еще есть шанс стать твоей вдовой?

Он засмеялся, расцеловал ее в обе щеки и прошептал:

— Оригинальный способ делать предложение…

— Знаешь лучше? — обиделась Анюта.

— Конечно. Можешь так спросить: согласен ли я, например, стать дедушкой твоих внуков?

— А ты согласен?

Его глаза лукаво сверкнули, и она покачала головой:

— Молодец! Стал загадочным, как российский сервис: никогда не знаешь, что тебя ждет. О чем мы вообще говорим? У тебя одно на уме…

Девушка правильно поняла — он собрался уничтожить банду, где бы та ни находилась. Глеб сделал попытку накормить ее сухарями и печеньем. Анюта без интереса сжевала пару печенюшек, припала к остаткам воды, после чего призналась, что от еды ее воротит, а вот попить можно. «Кажется, знаю одно место», — проворчал Глеб и начал вбивать в ее головку нехитрые инструкции.

Через четверть часа он выскользнул из-за разлапистой ели, спустился со склона, держа наготове автомат. Еще раз осмотрел окрестности — разбросанный лапник, потухшее кострище, ветки, которые так и не использовали для растопки. Махнул рукой — подходи! Из травы выросла взлохмаченная головка Анюты, повертелась, и девушка вышла на поляну. Держалась она неплохо, но все равно дрожала и озиралась по сторонам. Видимо, узнала место, где спала, со страхом покосилась на раздавленный лапник, на остатки вечерней трапезы — рваные упаковки от копченой колбасы, твердого сыра, каких-то кондитерских изделий, окровавленные бинты.