Запоздалая оттепель - Эльмира Нетесова

— Это поправимо! — хохотнула Глафира. И, накинув на плечи цветастую шаль, спустилась во двор, села на лавку. Изо всех сил пыталась привлечь к себе внимание Кузьмы, но тот, словно слепой, проходил мимо, не замечая.

Из окна комнаты следили за ними старухи. С любопытством сорок носами в стекло долбились. Но ничего интересного так и не случилось.

Кузьма, думая о Женьке и Егоре, не обращал внимания ни на кого. Что-то автоматически делал, не глядя на стариков и старух. Его беспокоило одно: сживутся ли заново внук и сын? Не придется ли кому-то из них среди ночи выскочить из дома, оглушенным новым горем, искать пристанища под чужой крышей…

«Господи! Только не это! Пощади и образумь чад своих! Ведь родные. Дай им тепла и света в души! — глянул на небо. Оно было синим, как глаза Насти, давно, еще в молодости. Потом они стали блекнуть, разучились улыбаться. А дальше превратились в холодные льдинки, без тепла и понимания. — Эх, Настя! Детей мы с тобой народили. А вот души им вставить запамятовал Господь. Не увидел их. Потому живут погано».

— Папка! — услышал знакомый голос. И не поверил. Не может быть. Но по двору к нему бежала Ольга. Его дочь. Как когда-то в детстве: перескакивая лужи, задрав юбку до задницы, лишь бы поскорее. — А меня Максим привез! Соскучились по тебе!

— Не ври! — отмахнулся Кузьма.

— Чего? Не веришь? — удивилась дочь.

— Что ж раньше не скучала? Скажи, что мимо ехала, вот и занесло попутно.

— Нет! Мы к тебе!

— Тогда выкладывай, что стряслось? — не на шутку испугался Кузьма, добавив: — Просто так вас не докличисся.

— Зря беспокоишься. Все в порядке. Мы недавно у Егора были. Ты разрешил ему вернуться в дом?

— Вы с Андреем об том просили…

— Конечно. Знаешь, Зинке рожать скоро. Пусть живут спокойно.

Кузьма с тревогой всматривался в дочь, пытаясь угадать, что скрывает она, зачем и с чем приехала. Он не верил, что Ольга могла приехать, соскучившись по нему. О таком Кузьма не смел мечтать. И ждал, вздрагивая каждым мускулом.

Ольга взахлеб хвалилась своими учениками, которых готовила к поступлению в институты.

— Все приняты! Пятеро! И уже ко мне привозят ребят из очень приличных семей. Хорошо платят за их подготовку. Я в школе до конца жизни таких денег не увидела б! Мы уже кое-что домой подкупили! — щебетала дочь и оглянулась на звук шагов. К скамейке подходил Максим.

— Привет, плесень! Ты все еще дышишь? — спросил зять. И, не ожидая ответа, продолжил хохоча: — Завел себе какую-нибудь метелку?

— Я ж не дворник! — обиделся Кузьма.

— Во тундра! Да тебя про девок спросил.

— Откуда им тут взяться? Ты что, офонарел?

— Ну, девки в твоем возрасте! Тут же их всяких полно! Какую закадрил? Любовницу Наполеона или няньку Гитлера? А может, у тебя сама Крупская приморилась? Нет таких? А какие в наличке имеются? Ночами не мерзнешь с ними?

— Да ты что? Остановись! — покраснел Кузьма.

А Максим, увидев разнаряженную Глафиру, и вовсе зашелся:

— Глянь, плесень! Это пугало для тебя прибарахлилось! Во! Остатками филейных подергивает! Ишь, мочалка! Загорелись огарки у нее! Ты ее приловил? Нет! Во дурак! У нее еще не весь порох грибком побитый! Хватай ее, покуда не развалилась! — заблажил на весь двор.

Глафира даже присела от неожиданности. Оглянулась. Поняла, что посетитель смеется над ней. И, подойдя ближе, сказала, прищурясь:

— Ты, дерьмо! Твоим хреном только уши чистить! У тебя окурок в портках! С тобой малолеткам делать нечего! Чего ты тут тужишься? Проваливай отсюда, калека! Какой из тебя мужик? Говно!

— Во дает, плесень! Во чешет, падла! Не гляди, что всюду лысая, а все еще в гончих дышит, кикимора! — восторгался Максим, хлопая себя по бедрам от восторга. Он не обиделся на Глафиру. — Эй, ты! Твою мать! Гнездо воронье! Вали сюда, может, скукарекаемся на пару вальсов, пока время есть?

— Я себя на помойке не поднимала, чтоб с таким хорьком пачкаться! Слюнтяй! Ососок бичихи! — возмутилась Глафира, что все ее достоинства разом забрызгал человек, появившийся в шортах. Таких она не признавала.

— Послушай, плесень! Мы к тебе с чего намылились, Ольга трехнула иль нет? — Глянул на жену, та отрицательно мотнула головой. — Тогда я вякну, а ты лопухи востри и врубайся мигом! — предложил Кузьме. — Теща наша где нынче канает? Ты про то мозги не посеял? В центре погоста! На почетном месте! У нее в соседях одни пархатые, вся знать! Вот теперь из-за того морока свалилась на колчан. Мы своей кикиморе поставили памятник средней руки. Хотя она и того не стоила. А у соседей — из мрамора! Целые плиты с бронзовыми надписями. Будто там князья приморились. Ну а наша как нищая среди дворян. Мне так и по хрену! Но родня пархатых взъелась! Мол, говорили, что покойница из интеллигентной семьи, потому мы согласились на соседство с ней! А что получилось? Ни памятника, ни путевой ограды у нее нет. К своим привести друзей стыдно. Враз на вашу могилу показывают и спрашивают, как она тут окопалась? В общем, ты, усек? Пообещали, если не заменим, как положено, откопать тещу и вернуть с доставкой на дом, чтоб не портила внешний вид! Врубился теперь? — спросил Кузьму. Тот отвернулся от зятя. — Ты, плесень, не гонорись! Не ко мне кикимору подбросят. К тебе В дом! К Егору. Это крутым отмочить что два пальца обоссать! Мое дело телячье! Предупредить всех вас вовремя. Крутые долго ждать не будут. С ними не дернешься. Так вот шевели рогами, где бабки раздобыть? Я на ту лярву копейки не дам. С Егором ботал, у того, как всегда, нет! Андрюха с Нинкой тоже пустые. Остался ты один! Крутись! У тебя в запасе всего неделя. Дальше жди сюрприз.

Кузьма смотрел на Ольгу, та еле сдерживала слезы.

— Да где ж возьму? — вырвалось у него, когда Максим назвал сумму.

— Подрядись в киллеры! Или тряхни в стардоме какую-нибудь плесень. Зря, что ли, тут канаешь? А нет, загони дом! — предложил Максим, не сморгнув.

— Пшел отсель, барбос! Я вам так откопаю, самих урою живьем! Пусть только спробуют тронуть могилу! — побелел Кузьма и встал напротив зятя, сцепив кулаки.

— Не рыпайся! Слышь? Не горячись! Я — не они! Те с тебя спесь живо вышибут. Заколотят в фоб вместе с тещей, и докажи, что ты еще дышал! С ними хвост не распустишь, секи, плесень!

— Проваливай, гнида! Что ты за зять, если за Настю вступиться не смог, не сумел отстоять? Мало, что с живой не ладил. С мертвой враждуешь! Доколе так будет? — взялось лицо красными пятнами.

— А кто она мне? Ты даже на поминки копейку не положил. Все за наш счет! Чего ерепенишься? Сумел Егора вернуть? Теперь крутись! Ишь добрый сыскался! Я тебе что? Центробанк? Короче! Слышал? Усек? Вот и все на том. Меня твоя забота больше не чешет! Пошли, Ольга! Пусть козел пробздится. Может, что-то светлое стукнет в колчан! — посмотрел на жену, та послушно встала.

— Ну, мы пошли! — глянула на отца виновато и побрела следом за Максимом, спотыкаясь, не видя земли под ногами.