Этюд багровых вод - Ава Райд

родила меня, но ребенок принес слишком много забот и ей, и бабушке с дедом. Да и по правде, я была ужасным ребенком. Закатывала истерики, ломала вещи. Младенцем отказывалась пить грудное молоко и кричала, когда кто-нибудь ко мне прикасался.

Эффи вдруг замолчала. Спасательный люк захлопнулся, и она врезалась в стену, границу между реальным и нереальным. В ее сознании была четкое разделение, «до» и «после». Раньше она была просто малышкой, пусть и непослушной. А потом в мгновение ока превратилась в нечто иное.

Впрочем, может, она с самого начала была неправильной. Злобным порождением фейри из фантазий, по прихоти судьбы оказавшейся в реальном мире.

– Через Дрейфен протекает река, – немного помолчав, продолжила Эффи. – Там мать меня и оставила. Я помню, была середина зимы. Деревья стояли голыми. Я знаю, она думала, что какая-нибудь очаявшаяся бездетная женщина подберет меня. Она не хотела бросать меня на смерть…

Престон не сводил с нее взгляда, его лицо казалось непроницаемым. Возможно, ей и впрямь стоило послушаться и больше ничего не говорить. Престон – величайший скептик на свете. Он не признавал магию, не доверял Мирддину. Вряд ли он поверит ей, ведь до сих пор никто не верил.

И все же Престон выслушал ее, когда Эффи спросила о призраках, не отмахнулся и не посмеялся, хотя тема разговора ему явно не нравилась. Потом она вспомнила, как он опустился перед ней на пол и обработал содранные колени, даже не спросив, почему она выпрыгнула из машины Янто.

И слова сами сорвались с губ.

– Никакая бездетная женщина за мной так и не пришла, – прошептала Эффи. – Но пришел он.

– Кто? – Глаза Престона сузились за стеклами очков.

– Король фейри, – ответила она.

Этот варварский обычай родился еще в давние времена. Южане верили, что порой дети просто рождаются испорченными или фейри портят их прямо в колыбели. Мерзкие, жестокие подменыши не признавали материнского молока и кусали матерей за грудь. В попытке отогнать зло им всегда давали имена святых. Эффи не раз задавалась вопросом, почему ее назвали Юфимией, женским вариантом имени Юфим – этот святой считался покровителем рассказчиков. Чего добивалась ее мать – благословить дочь или проклясть? Чаще всего это имя казалось ей просто жестокой шуткой.

Но если и это не помогало, мать имела право отказаться от ребенка, вернуть его фейри.

Южане верили, что не оставляли детей умирать, но Престон наверняка бы сказал, что этим милым поверьем они просто успокаивали себя, чтобы спокойно спать по ночам. Никто из фейри не придет, не заберет ребенка в настоящий дом. Вот только Эффи его видела. Прошло тринадцать лет, а в сознании до сих пор ярко горел этот образ: красивое лицо, мокрые черные волосы и тянущаяся к ней рука.

Даже сейчас при мысли о нем внутри все сжималось от страха. Но, прежде чем настоящий ужас затянул ее в свою пучину, голос Престона разрушил воспоминание.

– Не понимаю, – нахмурился он. – Король фейри – это ведь сказка.

Эффи слышала это так много раз, что слова уже не ранили. Обычно она просто заканчивала рассказ, извинялась, объясняла, что всего лишь пошутила.

Но сейчас просто не могла остановиться.

– Он пришел ко мне. Вышел прямо из реки, мокрый и блестящий. Уже стемнело, но он стоял в лужице лунного света и говорил, что заберет меня. Он был ужасен, но я взяла его протянутую ладонь.

Эти слова дались труднее всего. Безумно тяжело было признавать уродливую правду, угнездившуюся в самой глубине ее души. Любой нормальный ребенок отпрянул бы в страхе, заплакал и закричал, но Эффи не издала ни звука. Она бы позволила ему себя забрать.

– Но мать вернулась, – вновь заговорила Эффи, теперь голос звучал хрипло. – Она схватила меня и вырвала руку из хватки Короля фейри. Он исчез с перекошенным от ярости лицом. Больше всего на свете Король фейри ненавидит, когда ему отказывают. Мать удержала меня, но палец, которого он коснулся, сгнил. Король фейри забрал его с собой и обещал, что вернется за остальным.

Эффи подняла левую руку, где не хватало четвертого пальца. Она не стала добавлять, что еще сказал Король фейри. Он отнял у нее безымянный палец, чтобы ни один мужчина не смог надеть на него обручальное кольцо. Так она всегда будет принадлежать только ему.

– Ты сказала, что была зима, – мягко сказал Престон. – Ты могла просто отморозить палец.

Конечно, то же самое сказал и доктор. Он перевязал ей рану и дал коричневый сироп, чтобы предотвратить инфекцию, а потом, несколько лет спустя, прописал розовые таблетки, чтобы избавить от видений.

Только много лет спустя, впервые прочитав «Ангарад», Эффи узнала, что нужно, чтобы на самом деле отгонять Короля фейри. Железо и рябина. В парке в Дрейфене она отломила ветку рябины и спрятала под подушкой, стянула у дедушки железный канделябр и спала с ним в руке. Эффи даже как-то пыталась съесть ягоды рябины, но они оказались такими горькими на вкус, что она с отвращением их выплюнула.

– Знаю, ты мне не веришь, – сказала Эффи. – Никто не верит.

Престон молчал, о чем-то явно напряженно раздумывая. Эффи видела это по его глазам.

– Наверное, именно поэтому тебе так нравится творчество Мирддина, – наконец заметил он.

– Я прочитала «Ангарад» только в тринадцать лет, – вспыхнув, пояснила Эффи. – И в детстве не представляла, как выглядит Король фейри, поэтому не могла его выдумать. Если ты об этом.

– Вообще-то нет, – сказал Престон. – Я просто имел в виду… наверное, легче верить в магию, в детское проклятие, в зловредный волшебный народец, чем в обычную людскую жестокость.

Что ж, он ей не поверил. Может, это к лучшему.

Она ощутила пустоту внутри.

– Я знала, что ты не поймешь.

– Эффи, – мягко сказал Престон. – Прости. Необязательно было рассказывать.

– Мама все же вернулась за мной, – поспешно закончила Эффи. – И ужасно корила себя, что меня бросила. Она даже назвала меня приличным именем, а не какой-нибудь Бельфебе или Артегаллой.

– Все это неправильно, Эффи, – тихо, но твердо возразил Престон, глядя ей прямо в глаза. – Матери не должны ненавидеть своих детей.

– С чего ты взял, что она меня ненавидела? – Теперь Эффи разозлилась и не из-за его недоверия. Просто он не имел права судить ее мать, которую даже в глаза никогда не видел. – Я ведь сказала, что была ужасным ребенком. Любая мать могла поступить также.

– Это не так, – возразил Престон.

– Почему ты всегда так уверен в своей правоте? – Эффи попыталась вложить в слова немного яда, но в голосе слышалось лишь отчаяние. – Ты ведь