Обрекающие на жизнь - Анастасия Парфенова

Восприятие Аррека окатило меня знакомой волной, открывая грани и сочетания, которые я сама не была способна различить. Что-то более полное и более интимное, чем сен-образ.

Тёмный был настолько чуждым, настолько иным, что понятия «жизнь» и «смерть», а также любые их сочетания, которые можно было бы передать словом «ту», теряли по отношению к нему всякий смысл.

Он был позарез нужен Тэмино. И, как я подозревала, это означало, что он нужен всем эль-ин. Позарез.

Кошмар.

Если бы ещё я была уверена, что Тэмино собирается использовать попавших в её когтистые лапки бедняг исключительно ради отвлечённого научного исследования. Через два дня — Бал. Не верю я в совпадения.

Повернулась к Ворону.

— Пойдёте с ними?

Тот посмотрел на меня, будто только сейчас увидел, перевёл взгляд на Смотрящего. Оливулец и тёмный эльф кивнули друг другу — без особой приязни, но как старые знакомые, которым, в принципе, враждовать не из-за чего. У-уу! Союз в стане врага!

— Сочту за честь, — сказал он это, правда, без всякого восторга.

Я переключилась на тёмного.

— Лорд Смотрящий.

Тот (о чудо!) в ответ склонил голову. Затем окинул меня этаким измеряющим взглядом и выдал сен-образ, соответствующий удивлённому присвистыванию. И поклонился Арреку. Куда глубже.

Мужчины!

Аррек тут же изъявил желание пойти с ними, чтобы что-то там обсудить, мне оставалось лишь проглотить свои подозрения и кивнуть. Не держать же его на привязи всё оставшееся время. А кстати, почему бы и нет? Между прочим, не такая плохая идея!

— Увидимся дома, Антея.

Значит, сегодня его светлость собрался ночевать в нашем онн. Не знаю, обрадовалась я или испугалась. Кажется, и то, и другое.

Когда Тэмино, в сопровождении своей добычи, уже покидала покои, я остановила её брошенным в спину:

— Возможно, я присоединюсь к вам чуть позже, Мать Эошаан. Надо, в конце концов, посмотреть, чем закончится вся эта история.

На этот раз Тэмино вздрогнула куда сильнее. Аррек ухмыльнулся. Когда танцовщица Ауте бралась регулировать порядок в своих владениях, дела всегда принимали крайне… зрелищный оборот.

Come in songo

Я вышла на балкон своего онн, когда небо окрасилось в багровые и чёрные тона. Долго смотрела на далёкие переливы света и тени. Позволяла знакомым ветрам играть своими чуть влажными волосами.

Просторный балахон цвета только что пролитой крови бился под прикосновениями воздушных потоков, точно ещё одни крылья. Не знаю, почему я надела это свободное, спускающееся до самых лодыжек платье. Обычно лишние метры ткани, мешающие свободно двигаться и цепляющиеся за что ни попадя, вызывают лишь раздражение. Но сейчас мне было приятно прикосновение парящего на ветру шёлка к ещё мокрой после купания коже.

Небо Эль-онн.

А к мудрецу, что дом

Сложил

На неприступных скалах, —

День и ночь

Захаживают в гости облака.

Сен-образ промелькнул где-то на краю сознания, неожиданный и естественный, как дыхание.

Скалах? Совсем очеловечилась. Какие здесь скалы? Разве только те, что намёрзли внутри меня. Ледники. Глыбы. Скалы. Что возносят туда, где холодно и одиноко.

Но зато иногда заходит в гости само Небо…

Я смотрела на игру красок в знакомых с детства небесах. Гуляла по галерее, опоясывающей маленький онн. Прислушивалась к чему-то внутри себя.

Медленно и расслабленно опустилась на колени. Глаза сами собой закрылись.

Медитация на страсти.

Полное расслабление. Прислушайся к себе.

Заполнение тела безмолвием.

Дыхание. Биение сердец: сегодня только трёх. Лёгкое покалывание где-то в области правой пятки.

Не к чему привязываться. Нечего отталкивать. От мгновения к мгновению. В полной тишине.

Сознание парило от клетки к клетке. Внимание коснулось спины и медленно скользнуло вниз. От позвонка к позвонку, любое напряжение смягчается, тает. Расслабляется. Позвоночник наполняется глубоким покоем… С великим чувством покоя и расслабления… приходящие и уходящие ощущения плывут в безмятежности…

В руках и плечах. В локтях и ладонях. Безмолвие заполняет тело… успокаивает ум.

В шее… На губах… В скулах… Безмолвие… Спокойствие… Открытость…

И тело стало лишь ощущением… которое парит в спокойствии…

Тело пребывает в безмолвии… Податливость… Покой… Теперь я позволила сознанию течь через тело, приносить тепло и терпение каждой клеточке. Разрешила сознанию пропитать каждую часть тела, каждое мышечное волокно. Позволила телу растаять в тепле.

Пусть всё тело заполнится безмолвием… Глубокое, пространственное расслабление…

Позволить безмолвию охватить себя… Легко пребывать в безмолвии…

И постепенно из этой расслабленной тишины выткался сен-образ. Лёгкий и невесомый. Безмолвный.

У края бездны

Я стою.

Спиною к ней.

В душе не шелохнётся

Лепесток сомненья.

Да.

И тут трагическая красота моей медитации чуть вздрогнула. Фыркнула. Отряхнулась. И сен-образ повернулся ко мне, изменённый и мягко ироничный.

Ушла я в тишину вершин для размышления

О сути сущего.

Но даже там меня настигло приглашенье друга

На пару с ним распить

Бутылочку саке.

Спокойствие разлетелось яркими брызгами.

Я тихо заскрипела зубами. Явился-таки. Котик мой… ненаглядный. А некоторым тиграм хвосты бы оборвать… Вместе с усами.

Интересно, а что такое саке?

Медитация была испорчена безвозвратно, от мрачно-торжественно-решительного настроения не осталось и следа. Я вздохнула. Поднялась на ноги, последним голодным взглядом окинув тёмно-бордовые всполохи в облаках. И скользнула обратно в онн.

В малой гостиной горел огонь, плясали на стенах неверные тени.

Аррек сидел перед низким столиком, и его влажные после мытья тёмные пряди отливали в свете очага красным. Одет мой ненаглядный был в вышитый чёрный халат, прекрасно оттеняющий перламутровое сияние его кожи. На столике рядом с ним стояли две чашки. И бутылка какого-то очень подозрительного напитка. То самое таинственное саке, надо понимать.

Что мне сказать ему?

Драться надоело. Скандалить ещё больше. Холодное и гордое молчание сидит в печёнках.

Этот брак нельзя назвать счастливым. Какое уж там счастье.