Царственная блудница - Елена Арсеньева

Осознавая, как прелегко его обвели округпальца, Бекетов готов был придушить англичанина, но понимал, что мигом угодит вкрепость, а ведь он должен заботиться об Афоне. Хватит совершать дурацкие,необдуманные поступки! Девчонка чуть жива от потрясения. Как ни хочетсясвершить свою месть, но этого Никита Афанасьевич не может себе позволить. РодителиАфони в Тауэре, дядюшка в шаге от казематов Петропавловки или Шлиссельбурга(хрен редьки не слаще!) – как она будет жить? В России родственникигосударственных преступников должны разделять их опалу. Афоня в одну минутуможет отправиться в места самые баснословные: в Березов, в Пелым, в Охотоморье,на Камчатку... Поэтому Бекетову пришлось спрятать ярость подальше и соблюстиприличия. А ради чего? Ради того, чтобы увезти Афоню в Бекетовку и признать:она теперь сирота... Все рухнуло! Гембори умыл руки и отказался осложнятьотношения с теми высокопоставленными лицами в Лондоне, от которых зависелопомилование или осуждение Сторманов. «Я не могу повредить своей карьере и своейсемье», – у него на все был один ответ.

Разумеется, Гембори делал вид, что налицо лишьнесчастное стечение обстоятельств. Кто мог знать, что Лия де Бомон окажетсяпереодетым мужчиной?! Поэтому ухаживание за нею Бекетова имело самый похабныйоттенок. А императрица ненавидит содомитов...

О да, Бекетов помнил это. Именно благодаря этомусовершенно бесстыдному и наглому, не имеющему под собой никакой почвы обвинениюего выставили из Петербурга пять лет назад. Только извращенный ум Шувалова–старшего, который, по смутным слухам, сам был неравнодушен к хорошенькиммальчикам-певчим, мог измыслить безошибочное обвинение, никаких оправданийпротив которого в глазах Елизаветы не существовало. И снова то же клеймо!Снова... Однако сейчас Шувалов оказался в проигравших, Бекетов помнил выражениебезумной ярости на его лице, он готов был убить и переодетую француженку, иБекетова. Но кто-то же выиграл от этого скандала. Кто? Гембори? Все сходится кГембори. Но зачем он это затеял?! Неужели все ради того русско-французскогодоговора? Но мыслимо ли приносить в жертву каким-то политическим и денежнымдоговорам судьбы людей? Мыслимо ли ломать их так жестоко?

Никита Афанасьевич прекрасно понимал, чтоответа от Гембори не дождется. И должен удерживать себя от малейшей попыткиразобраться с англичанином. Это прямой путь к смертоубийству посланника, а значит,к собственной гибели – и гибели Афони.

Она тоже удалена из столицы... чертово платье!Нет, конечно, не случайно оказалось оно такого же цвета и фасона, как платьегосударыни. Наверняка Гембори придумал это, чтобы усугубить оскорбление. Ивпрямь у него есть шпионы во дворце, причем очень близко к государыне. О, какон точно все продумывает... В отличие от некоего полковника Бекетова, который,такое ощущение, вообще думать разучился.

Никита Афанасьевич готов был уехатьнемедленно, но следовало ждать утра, чтобы методичные англичане встали,позавтракали и заложили экипаж. Слуги в доме поднимались в семь часов. Сейчаспробило пять. Еще два часа мучений! Никита Афанасьевич попытался уснуть, но несмог: невозможно было слушать тяжелое дыхание Афони, прерываемое соннымивсхлипываниями. Она оплакивала родителей, а может быть, жениха, мрачно подумалНикита Афанасьевич. Впрочем, он и сам понимал, что это чепуха. Афоня вовсе невлюблена в Гарольда, она тоже жертва... жертва, принесенная во имя чего?!

Бессмысленность и непоправимость случившегосятак и жгли его. Сидеть на месте было невозможно. Бекетов решил побродить посаду и немного успокоиться, но тут услышал, как дребезжит оконное стекло.Похоже было, что кто-то легонько постукивал по нему со стороны сада.

Но окно на втором этаже, и галерея под ним какраз кончается...

Дребезжанье повторилось. Бекетов подошел ивыглянул. Никого на земле под окном. Показалось? Он потянулся закрыть створки,как вдруг до него донесся легкий смешок:

– Не слишком-то вы внимательны!

Говорили по-французски.

Бекетов повернулся на голос и чуть не ахнул:на перилах галереи стоял невысокий человек в плаще и, балансируя, помахивалдлинной веткой. Этой веткой он, очевидно, и постукивал в окно.

– Не слишком-то вы внимательны, –повторил незнакомец. – Впрочем, я еще вчера это заметил. Вас нужно носомткнуть, чтобы вы начали хоть что-то видеть и понимать!

Теперь Никита Афанасьевич узнал голос, этотненавистный голос: кавалер-мамзель! Причина всех его страданий, всех бед,обрушившихся на него в один день!

Хоть ненависть застилала глаза, Бекетов не могне отметить, как ловко сидит на его враге мужская одежда – ни капельки не хуже,чем вчера сидела женская!

– Приотворите-ка окно пошире, – приказалфранцуз. – Глупо разговаривать здесь, где из любого окна нас могутуслышать. Того и гляди прибежит долговязый племянник посла с этой своейкошмарной собакой.

Бекетов удивился такой осведомленности, но всеже распахнул окно. Француз примерился – и вдруг, невероятно изогнувшись,прыгнул с перил, ухватился за подоконник – и мигом втянул свое тонкое, ловкоетело в комнату.

Ну и ну! Ловкач, циркач, акробат!

Бекетову стало обидно, что он не смог бы таклегко ввинтиться в окно.

– Какого черта вы здесь делаете? –спросил зло. – Боитесь, что сбегу?

Проговорив это, Бекетов почувствовал, что еготак и обдало жаром стыда: он начисто забыл про дуэль с этим человеком! Хотелуехать из столицы как можно скорей, не подумав, что этот отъезд и впрямь можетбыть расценен как бегство от поединка.

Боже ты мой, боже! Еще и эта напасть на егоголову!

Еще и дуэль!

– Ничего подобного, сударь, – довольномиролюбиво проговорил француз. – И в мыслях у меня не было оскорблять васнедоверием. Однако мои обстоятельства изменились. Ее величество отдалараспоряжение, чтобы шевалье д’Эон незамедлительно покинул столицу Российскойимперии, поэтому...

– А шевалье д’Эон, надо полагать, вашеподлинное имя? – сообразил Бекетов.

– Вы ловите на лету, – съехидничал ночнойгость. – Итак, я выслан из Санкт-Петербурга и из России, я вынужденуехать, поэтому решил изменить время нашей дуэли и как можно раньше исполнитьсвой долг и убить человека, который уничтожил все, ради чего я приехал в этунепостижимую и несусветную страну. Уничтожил и мое дело, и меня...

– Это я, значит, уничтожил вас? – вновь проявилчудеса сообразительности Бекетов.

– Вы опять угадали! – с саркастическойгримасой восхитился д’Эон. – Как вам это удается, научите меня,неразумного!