Red is my favourite colour - Солодкова

у моего лица, а на своей шее я чувствую тепло и влагу губ. Моё ухо щекочет густой шёпот, и я даже не понимаю, что Себастьян там бормочет, потому что сама вот-вот отключусь. Ладонями упираюсь в каменную колонну, и её холод и влажность помогают оставаться в реальности, пока я не могу пошевелить даже мускулом — настолько остолбенела. Себастьян продолжает тыкаться носом мне в шею, пока я не чувствую его уже горячую ладонь на своём оголённом плече. Ноги почти подкашиваются от нахлынувшего трепета, и нестерпимо тугой комок собирается внизу живота, отчего я почти что вскрикиваю. Незнакомое мне ощущение. Стараюсь почти не дышать, всё ещё не понимая, что мне делать. Себастьян отрывается от меня и смотрит сверху вниз потемневшими глазами. Его волосы кое-где слиплись от испарины на лбу, а тёмные веснушки видно даже при таком тусклом освещении. Он тяжело дышит, почти наваливаясь на меня всем телом, из-за чего я пытаюсь вжаться сильнее в колонну, но дальше уже некуда, поэтому отворачиваю лицо и делаю глубокий вдох.

— Амелия, — у моего уха снова раздаётся шёпот. От хрипотцы в его голосе кружится голова, и я не могу сдержать протяжный стон, почти вопль. Мерлин, что вообще происходит? Я зажмуриваю глаза и отдаюсь моменту, смирившись с тем, что будет. Жду, затаив дыхание.

Спустя какое-то время бессмысленного ожидания становится холодно, и оголённая кожа покрывается мурашками. Я распахиваю глаза и не вижу перед собой никого — только пустоту, а где-то в стороне выхода слышатся быстрые шаги и хруст гравия.

Добираюсь до школы в одиночестве, всю дорогу сглатываю слёзы, из-за которых ни черта не видно, поэтому постоянно сбиваюсь с пути. В какой-то момент, снова прокручивая в голове этот позор в пещере, я останавливаюсь, зависая в воздухе, и, закрыв лицо руками, начинаю рыдать что есть силы. Это был первый раз за весь учебный год, когда я заплакала.

Чёртов ублюдок! Зачем он это сделал?! Почему убежал? Почему бросил меня?

Я не нахожу ответы ни на один из этих вопросов и, немного успокоившись, продолжаю свой путь.

На следующий день во время завтрака, не удостоив меня даже взглядом, Себастьян сидит за столом Когтеврана и болтает с ребятами, эмоционально жестикулирует и задорно смеётся.

У меня буквально уходит почва из-под ног от этого зрелища, и я быстро проглатываю еду, чтобы поскорее уйти на уроки. Целый день предстоит видеть его радостную физиономию, так что пытаюсь отвлечься, повторяя домашнее задание. Редкие солёные капли падают на пергамент, кое-где размывая чернила, и я поспешно вытираю их и обмахиваю лицо ладонями.

В тот момент я была решительно настроена послать Сэллоу ко всем чертям, но я даже не подозревала, как разочаруюсь в самой себе, когда через пару дней сломя голову побегу в Крипту, получив от него сухую записку:

«Жду тебя через десять минут, мне нужна твоя помощь с гобеленом.

Себастьян»

***

Эти болезненные воспоминания прорезают мою память за долю секунды, пока я вдыхаю запах скошенной травы, исходящий от мантии Гаррета. Я неловко поднимаю руки и дотрагиваюсь до его спины, пока он что-то бубнит мне в волосы. Я даже не обращаю внимание на то, как сильно болят рёбра от его крепкой хватки.

Я изо всех сил старалась стереть тот день из своей памяти. Даже тогда, стоя под лестницей после «поцелуя» в Крипте, я отмахивалась от подступающих воспоминаний. Всё повторилось вновь, а я даже не заметила. Какая же я дура, прав был Себастьян. Он ведь и правда считает меня такой и даже не скрывает этого. От этих мыслей мне хочется провалиться сквозь землю, стереть себе память, забыть навсегда об этом позоре.

Я просто хочу быть нужной кому-то. Хочу, чтобы обо мне заботились так же, как я забочусь об остальных. Хочу, чтобы за меня переживали, беспокоились. Как Гаррет сейчас. Я стараюсь расслабиться и почувствовать — каково это — быть в его объятьях. Его тёплое тело обволакивает меня, и я больше не трясусь от утреннего озноба. Его рыжие волосы щекочут мне нос, из-за чего я морщусь и пытаюсь почесать его о мантию Уизли.

Он отстраняется, всё ещё придерживая меня за плечи, и обеспокоенно заглядывает в глаза:

— Больно? Прости. — Его пальцы разжались, и я почувствовала, как прохлада в классе снова забирается мне под кофту. Даже не смогла обнять себя руками — от этого движения сводило рёбра.

— Уже не так сильно, — соврала я. — Я рада, что ты пришёл, Гаррет.

Решилась сделать ответный шаг и взяла его ладонь в свою. Сначала он рефлекторно пытался её отдёрнуть, но тут же расслабился, и его лицо озарила улыбка.

— Прости, что заверил тогда тебя, будто всё будет хорошо. — Он поджал губы, отводя взгляд в сторону. — Я правда не думал, что Имельда продолжит свою традицию с матчами, учитывая, что ты первый день на поле. Я вообще не ожидал такого.

— Всё нормально, правда, — я успокаивающе похлопала его по руке, — не стоит так беспокоиться. Если я хочу играть, то подобные случаи ещё будут повторяться не раз.

— Я поражён твоим хладнокровием. — Он смотрел на меня одновременно с опаской и укоризной. — Квиддич не очень подходит для девушек.

Убрав руку, я ошарашенно посмотрела на Гаррета:

— Ты серьёзно так считаешь?

— Да, это очень опасный спорт, и я буду переживать, если ты продолжишь играть. Особенно после этого случая. — Он кивнул на мой живот. — В другой раз я могу не успеть.

— Так это был ты? Ты спас меня? — я подалась вперёд, но мышцы тут же заболели. Гаррет немного смутился:

— Да. Я думал, ты меня видела. — Он неловко потёр шею. — Не представляю, что было бы, если бы я не успел.

— Я всё понимаю, но мне очень хочется играть. Полёты — моя страсть.

— Ты ведь можешь просто летать на метле или участвовать в гонках!

— Могу, но это тоже опасно, не так ли? — я прищурила глаза, заглядывая в лицо Уизли.

— Да, ты права… — он задумчиво и рассеянно смотрел себе под ноги, хмуря брови.

— Спасибо, что спас меня. — Я снова взяла его руку в свою и с благодарностью заглянула в глаза. Нестерпимо клонило в сон от слабости, но присутствие Гаррета наполняло мою душу уютом и спокойствием, и мне хотелось продлить этот момент, насколько это возможно.

— Нет, ну вы только поглядите! — профессор Чесноук спускалась со второго этажа, когда увидела нас. — Я всё понимаю — любовь, но не в такую же рань!