Орел расправляет крылья - Роман Злотников

Я медленно повернул голову. Моя невеста ошарашенно смотрела на меня. Что ж, нужный эффект достигнут. Надо его немедленно использовать.

— Я думаю, — медленно произнес я, обращаясь к графу Ольмшуцу, — сегодня я не получу ответа на заданный мною вопрос.

После чего величественно развернулся к моей принцессе и предложил ей руку. Она медленно, будто во сне, подняла и протянула свою. Что ж, я ее понимал. У девочки просто… рухнул мир. Папа — светоч веры, единственное воистину безгрешное[27]существо на Земле, и… и… такое…

Мы вышли из Грановитой палаты через внутреннюю дверь. Уже в галерее я остановился и повернулся к моей принцессе.

— Это… правда? — совершенно безжизненным голосом спросила она. По-латински.

Я кивнул.

— Да, и еще не вся. Пусть таким чудовищем был только Александр VI, среди тех, кто занимал престол Святого Петра, было много других, кто последовал ему… хотя бы в том, что я уже озвучил.

— Но… как?

В ее голосе послышалось отчаяние. Я забеспокоился. Похоже, она действительно искренне веровала. В пятнадцать лет вообще все чувства предельно искренни…

— Человек слаб, — я вздохнул, — а человек, загодя объявленный безгрешным, становится еще слабее. Ибо дьяволу легче затянуть его в свои подлые тенета, ведь он уже заранее лишен необходимости сдерживать свои грехи и похоти. Зачем, если он же уже безгрешен? — Я сделал короткую паузу и добавил: — Именно потому наша, самая древняя, изначальная православная церковь, кою католики зовут ортодоксальной, никого, даже своего главу, не смеет объявить безгрешным. Понимаешь?

Девочка медленно кивнула. И я решился…

— Ты примешь православие, моя принцесса?

Генриетта Мария снова медленно кивнула, а затем, гордо вскинув подбородок, еще и произнесла вслух, причем по-русски:

— Да!

Я шагнул к ней и, обхватив ее за голову, прижал к своей груди.

— Тогда нам нужно будет расстаться. Ненадолго. На сорок дней. Тебе придется выдержать пост и подготовиться к крещению. Но зато потом мы снова встретимся, чтобы не расставаться уже никогда. Ты веришь мне?

И она опять ответила:

— Да!..

Скандал по поводу исчезновения принцессы затих, едва начавшись. Перед тем как отправиться в Подсосенский монастырь, где ей надлежало выдержать сорокадневный пост, моя принцесса написала письмо брату и короткую записку кардиналу. Так что после предъявления данных документов шум улегся.

Сорокадневный пост был некой уступкой наиболее жестко настроенному духовенству, но не безусловной. Хотя они пока об этом, вероятно, не догадывались. Ибо после своей свадьбы я собирался потихоньку начать смягчать жесткие местные нравы в отношении женщин. Давать приемы, устраивать балы. Потому что, во-первых, оно действительно было пора, иначе потом какой-нибудь очередной царь Петр точно начнет рубить бороды топорами и насильно одевать боярских и купеческих дочерей в европейское платье, поскольку без некой унификации правил и обычаев ни о каком плодотворном контакте с европейской цивилизацией и речи быть не может. Вот только, действуя подобными методами, обычно выплескивают с водой и ребенка, поражая насильно загнанную «в Европы» элиту презрением к собственным истокам. Уж лучше постепенно, как любая из европейских стран — от родины викингов до той же Франции. А в идеале вообще лучше как Япония. Которая теперь тоже вроде как совершенно полноценная и очень даже успешная часть эдакой «большой Европы», а поди ж ты, покорила почитай весь мир не только своими созданными в рамках этих самых воспринятых из Европы традиций и технологий автомобилями, телевизорами и холодильниками, но еще и исконно своей кухней, и карате, и кендо, а также кимоно, бонсай, хайку, оригами и многим другим… А мы чем — водкой, что ли?

Ну и, во-вторых, потому что моя принцесса без всего этого, скорее всего, зачахнет…

Кроме того, по дипломатическим правилам о свадьбе государя следовало известить заранее, дабы соседние государи могли бы прислать посольства, чтобы почтить высокопоставленного жениха и его невесту. Ну и, пользуясь случаем и добрым душевным состоянием соседа, разрешить кое-какие вопросы…

После моего выступления диспут резко сбавил накал. И хотя я теперь сидел молча, более не поднимая этот вопрос, но такая оплеуха, полученная стороной, уже вроде как считающей себя победительницей, не прошла втуне. И все последующие дни римская делегация скорее оборонялась. А вот мои ринулись в атаку. Правда, довольно слабо подготовленную и потому довольно быстро выдохнувшуюся. Поэтому к концу месяца диспут окончательно сошел на нет и, ко всеобщему удовольствию, был объявлен завершенным. Голоса распределились приблизительно так, как я и ожидал. Немцы и поляки присудили победу делегации Святого престола. Голландцы и англичане, которым после решения моей принцессы уже окончательно ничего не светило и которых сэр Бэкон обработал на все сто, — ортодоксам. Шведы воздержались. Я же объявил, что не получил убедительных доказательств однозначной верности позиции Святого престола, но с удовольствием выслушал все изложенные на диспуте мнения. А потому иду навстречу пожеланиям папы и дозволяю организовать в Москве иезуитский коллегиум. Ибо напрочь портить отношения со Святым престолом я не собирался. Конечно, с этим папой они у меня испорчены, но папами, как правило, становятся люди в возрасте, обремененные болезнями. Я же еще человек относительно молодой, здоровый…

Я велел Игнатию собрать Архиерейский собор, что было довольно просто, ибо, во-первых, большинство церковных иерархов и так съехались на диспут, и, во-вторых, они и сами мечтали собраться, поскольку большинство из них от озвученного мною решения по поводу иезуитов встали на дыбы и жаждали чуть ли не порвать меня на холодец. Но я не дал им шанса это сделать. Потому что начал первым…

Сидим, значит, о вере и благодати размышляем, зеркала запрещаем, монастырские вотчины оберегаем. А как давать отпор презренным латинянам — так некому! Один царь за всех отдуваться должен! Писание знаем хуже, чем они! Жития тоже! Спор вести вообще не умеем. Университет хаем, а латинянам, кои все университетские дипломы имеют да кафедры в оных через одного возглавляют, — ничего противопоставить не можем. О сем думать надо! А не в книжные догмы глазами упираться. В сердцах да глаголе пламенном Бога имать! Иноверцев к христовой вере православной приобщать, да не охраняя, а отвращая их от соблазнов. Ибо соблазны суть испытания, что посылает нам Господь, дабы воспитывать в нас стойкость духа и силу веры. А дабы оттачивать умение спор вести — вот вам иезуиты под бок. Тренируйтесь…