Немецкий снайпер на Восточном фронте. 1942-1945 - Йозеф Оллерберг

— Йозеф, я скажу тебе, что-то назревает. Когда я забирал нашего старика из полка, я слышал, как офицеры разговаривали о донесениях разведки. Они думают, что приближается большое наступление иванов. А еще шел разговор, что наши дорогие румынские союзники нарушают договор, если верить тому, что доложили венгерские секретные службы. Для группы армий "Центр" заваруха уже началась, но наша 6-я армия тоже попала в беду. Она вот-вот окажется в окружении. Говорю тебе, что-то должно случиться в последующие несколько дней. Русские порвут нам задницы, здесь не будет камня на камне. Чтобы принять эту жизнь, нужно залить в себя хоть немного спиртного.

С этими словами водитель достал из-под сиденья бутылку фруктового шнапса.

— Восхитительная вещь! — сказал он, щелкая языком. — Я украл ее у полкового казначея. Эта кабинетная вошь получила посылку от жены. К несчастью, груз получил небольшие "повреждения при транспортировке". Но казначей переживет это: там было две бутылки.

Я охотно сделал большой глоток, ощущая, как вкусный крепленый домашний напиток, проходя через горло, разливался теплотой внутри меня. Я болтал с Алоисом до конца пути. Наш разговор время от времени перемежался глотками из бутылки. Алоис рассказал мне, что последние несколько недель были спокойными и они наслаждались хорошей летней погодой. Также немецкие бойцы близко сошлись с солдатами из соседней румынской части. А еще они получили пополнение в личном составе и в материальной части, благодаря чему рота почти восстановила свою полную боевую численность.

Когда грузовик, наконец, доехал до 2-го батальона, Алоис спросил меня, не желаю ли я сходить вечером к румынам, у которых нет проблем со спиртным, поскольку они получают его в достаточном количестве у местных фермеров.

— Иногда там бывают даже симпатичные женщины, — Алоис старался распалить меня. — Имея немного таланта, обаяния и кусок хлеба, ты сможешь трахнуть одну из них.

— Сначала я должен повидаться со своими ребятами и узнать, как они, — ответил я. — Я приду, как только смогу.

Попрощавшись, я, согласно уставу, доложил о своем прибытии в штаб батальона. Капитан Клосс встретил меня с неподдельной радостью:

— Ты вернулся как раз вовремя. У нас теперь на счету каждый хороший боец.

Затем, подмигнув, он добавил:

— Кроме того, ты, вероятно, сделался хорошим снайпером, побывав на этих изнурительных курсах. Приближается серьезный удар врага. Иваны попытаются порвать наши задницы в течение нескольких последующих дней.

"Этот пронырливый старый черт оказался прав", — подумал я, вспоминая рассказ Алоиса.

— Также с румынами что-то происходит, — продолжил Клосс. — Я думаю, они уже собрались признать себя побежденными. Офицеры штаба полка получили сообщение от "Иностранных армий Востока"* о том, что, согласно венгерским разведданным, в Румынии появилась оппозиционная группа, которая хочет договориться с русскими. Верховное командование не обращает особого внимания на эти сведения, но лично я думаю, что это может иметь последствия. Поэтому, окажи мне услугу, держись подальше от румын. И кое-что еще…

Клосс поднял лежавший наверху кипы бумаг документ и коричневую картонную коробку:

— Здесь еще немного мишуры на твою грудь. Поздравляю тебя с награждением Пехотным штурмовым знаком.

Он вручил мне награду и документы на нее, пожал мою руку и похлопал по спине, прежде чем снова повернуться к своему столу.

— Теперь иди осмотрись, и мы поговорим завтра.

Я оставил свой рюкзак в блиндаже связных, с которыми жил, и отправился обходить траншеи, ища взглядом знакомые лица. Они почти не встречались мне. Я вспомнил строчку из песни: Скажи мне, где теперь бойцы? В пустых окопах воет ветер…

Несколько старых вояк выглядели посторонними среди только что прибывших новых бойцов, на юных лицах которых, как казалось мне, уже была видна тень их приближающейся гибели. Я ясно понимал, что после следующей атаки половины этих лиц я также не увижу больше. Когда я встречался со старым боевым товарищем, то оба радовались, испытывая чувство облегчения и уверенности друг в друге. Мы знали, что можем положиться друг на друга, и это бесценное ощущение во время боя. А вот новичкам еще предстояло доказать, чего они стоят.

В конце своего обхода я посетил заведующего оружейным складом полка. Первый мой вопрос был о судьбе молодого снайпера, которому я передал свою русскую винтовку.

— Этот парень очень плохо закончил, — ответил мне сержант и помрачнел. — Обстановка здесь в последние недели была вполне мирной. Но несколько русских патрулей все-таки шныряло вокруг. Ты знаешь, как это бывает: выполняют разведку, захватывают "языков", иногда устраивают небольшие перестрелки, чтобы нам жизнь медом не казалась. А парень слишком быстро стал очень самонадеянным. Через несколько дней он в одиночку вышел на снайперскую охоту и на разведку. Мы точно не знаем, что произошло. Но, так или иначе, он ушел вечером и не вернулся. Через четыре дня один из наших патрулей нашел его тело, раздувшееся из-за жары, как воздушный шар. Должно быть, парень попал в руки русского патруля, и этого придурка угораздило забыть избавиться от своей винтовки. Ты можешь представить, что русские сделают с немецким снайпером, особенно с таким, у которого трофейная русская винтовка и столько зарубок на ее прикладе. Они страшно пытали его. Парня яростно били и резали ножами. В конце концов они отрезали его яйца и запихнули их ему в рот. Однако самым худшим было, что они насадили парня на его винтовку, засунув ее ствол ему в задницу по самое некуда. Наверняка он умирал в страшной агонии. Товарищи, которые нашли его тело на нейтральной территории, похоронили его там. Вернувшись, они все только и думали, что о возмездии. Но, Йозеф, я тебе скажу, все это дерьмо нам дорого обходится. Я даже не хочу думать о том, что случится, когда иваны войдут на немецкую территорию. Ясно, что мы проиграли эту войну. Все, что мы можем сделать теперь, это только сражаться за наше выживание.

Сержант положил руку мне на плечо и, глядя в глаза, добавил:

— Но мы будем сражаться, как и положено горным стрелкам, до самого последнего патрона, а потом бросимся на русских с лопатами и голыми руками.

Смерть была для меня столь будничным явлением, что услышанный эпизод не вызвал во мне особого содрогания, за исключением описания жестоких издевательств над взятым в плен снайпером. Это заставило меня задуматься. И я поклялся больше не наносить зарубок на приклад своей винтовки и делать все возможное, чтобы избежать своей идентификации как снайпера, если возникнет малейший риск оказаться захваченным в плен.

Давление на Карпатский фронт усиливалось. Командование 3-й горнострелковой дивизии старалось, как только могло, обезопасить свой участок фронта и включило соседние румынские части в свою систему обороны. Русские начали штурм через несколько дней после моего возвращения и методично наращивали его интенсивность. 19 августа 1944 года огонь русской артиллерии создал буквально стену огня. За артподготовкой последовало спланированное наступление. Войска русских обошли румынские части в секторе атаки, не встречая практически никакого сопротивления с их стороны, и 138-й горнострелковый полк был окружен, хотя его частям и удалось не оказаться отрезанными друг от друга. Немногочисленные резервы дивизии были быстро брошены на помощь полку, несмотря на то, что это вело к определенному стратегическому риску. После четырех дней кровопролитных боев окружение 138-го полка было прорвано, и линия фронта стабилизировалась. Наша часть практически не принимала участия в этих боях, если не считать перестрелок с русскими патрулями.