Спасти Отчизну! «Мировой пожар в крови» - Герман Романов

«Совсем спятил наш „Старик“! Пора его списывать со счетов. Опять на заклинания перешел, ничего дельного предложить не может. Из ума выживает», — Троцкий, натянув на лицо улыбку, смотрел на беснующегося вождя.

— А потому мы должны избавиться от таких попутчиков, отдав их Деникину! Пусть они между собой воюют. Тогда не у нас, а у белых своя Вандея начнется! Вот так-то! Все им отдать — Одессу, Николаев, Херсон, Екатеринослав, даже Харьков отдать! А наши освободившиеся дивизии на помощь германскому пролетариату двинуть!

— Владимир Ильич! — Троцкий дернул себя за бородку — он сообразил, куда вождь клонит. Но опасения остались, и серьезные. И он попробовал их разрешить с ходу: — А не откроем ли мы дорогу белым на Киев и Москву? Как в прошлом году?!

— Умейте мыслить диалектически, батенька! — Издевательский смех вождя не оскорбил, а обрадовал Льва Давыдовича. — У них просто не будет лишних дивизий для наступления! Им нужна Бессарабия, так пусть ее и получат. Надо сделать так, чтобы они вцепились в глотку румынам, тогда нашим врагам станет не до нас! Как вам такая диалектика?! И это с крестьянскими мятежами в тылу! Вы думаете, что они утихомирят Махно?! Ха-ха!

«Гениально! „Старик“ показал себя во всей красе! Ох и рано его списывать со счетов, ох рано! Он гений, тут нет сомнений». — Председатель РВС едва сдерживал мелкую волнительную дрожь, теперь Лев Давыдович знал, как выполнить этот план.

— Владимир Ильич, у меня нет слов. Это же…

— Я вам не зря, батенька, говорил про межимпериалистические противоречия! Наши враги — интриганы порядочные, но они не умеют мыслить диалектически. В этом их ахиллесова пята! Да, мы потеряем юг России, но так ли нам нужна сейчас тамошняя контрреволюция?! Заводы и шахты? Чепуха! Они давно стоят в разрухе, и потребуется масса сил и средств, чтобы вдохнуть в них жизнь. Так пусть этим делом белые занимаются, а мы…

— А мы подождем, пока Германия станет советской, а потом все заберем обратно и скинем беляков в Черное море! Утопим их там, как паршивых котят! — Троцкий не смог сдержать ликования. — Это же… Как там — на тебе, боже, что нам не гоже!

— Вот-вот, Лев Давыдович, вы тоже начинаете мыслить диалектически! А то забегали тут — все пропало, революция гибнет, — Ленин сыпал едкими словами, насмехаясь, но Троцкий не обижался — радость переполняла его. — Было хуже, но мы всегда выбирались из трудных положений!

— Владимир Ильич! Вы настоящий вождь мировой революции!

— Россия — крестьянская страна, а революция у нас пролетарская! Без всеобщего восстания трудящихся в Европе нам никак не обойтись, а потому мы должны уметь уступать в непринципиальных вопросах. И стравливать, обязательно стравливать наших врагов!

— Я все понял, Владимир Ильич!

— Я надеюсь на вас, Лев Давыдович! Смело снимайте дивизии и бросайте на запад, в Германию. И телеграфируйте Егорову — пусть усилит натиск на чехов, за Карпатами нас ждут венгерские товарищи, а угли их погашенной революции еще можно раздуть в сокрушающее пламя! Нельзя терять времени, оно архиважно! За три месяца мы сокрушили панскую Польшу, за шесть сломим сопротивление германской буржуазии! А впереди Франция, где нас давно ждут пролетарии!

— Я все сделаю, Владимир Ильич!

— Так идите, батенька. Мне работать надо над «очередными задачами мировой революции». Провести конгресс Коминтерна не менее важная задача, чем сокрушить очередное уродливое дитя Версальского мира!

Катовице

— Их с полтысячи, товарищ Рокоссовский! — Командир второго эскадрона Михаил Говоров сверкнул блестящими от возбуждения глазами. — Половина — гимназисты, два десятка улан, остальные опытные вояки…

— Пулеметы есть? Сколько? — Этот вопрос интересовал комполка больше всего — нарваться конной лавою на длинную очередь он не хотел.

— Парочка станковых на повозках. — Говоров ухмыльнулся. — Там беженцев до черта сзади идет, сразу в ход «максимы» не пустят. С рощицы зайти нужно, тогда во фланг ляхов ударим.

Рокоссовский задумался — ситуация для атаки сложилась великолепная. Отходящие от Кракова поляки дали кругаля, пытаясь уйти от конноармейцев, что рассыпались веером полков и эскадронов. Вот только далеко не ушли — верхом, хоть и на порядком заморенных конях, идти намного быстрее, чем шагом под дождем.

Вырубили всех подчистую. Пленных и беженцев сгоняли в гурты, как баранов, — и куда только панская гордость подевалась, хвостами овечьими дрожали. Остался только этот отряд, самый сильный, видно, генерал какой-то управляет. Почти до новой границы с Германией дошли, вот только вряд ли дальше пройдут.

И нашли их при помощи тех же немцев, что в полной мере испытали на себе и польское высокомерие, и беспримерную алчность с жестокостью. Местное население ляхи силою принуждали бросать дома и имущество и бежать за Одер…

— Будем атаковать, — тряхнул гривой спутавшихся грязных волос Рокоссовский. — Обходи своим эскадроном рощу, поставь тачанки. Как только их отсечешь огнем, мы пройдем лощиной, а там полк разверну в лаву и насяду на хвост. Уйти им некуда — вырубим к ляшской их матери!

— Есть, товарищ комполка! Ни пуха ни пера!

— К черту! — привычно отозвался Рокоссовский и, придерживая шашку левой рукою, быстрым шагом отправился к Контре, что в нетерпении уже бил копытом, сдерживаемый за поводья ординарцем.

Мало осталось шашек в полку, всего по полсотни в каждом из четырех эскадронов, более чем уполовинились они в этом безудержном наступлении от далекой Вислы до близкого уже Одера…

— Даешь!

— Ура!

— Руби их в песи!

Лава неслась, ощетинившись пиками и сверкая шашками. До поляков, что суетились возле повозок, осталась едва сотня метров — атака с тыла застала их врасплох.

— У-й!

— Вперед!

Со стороны повозок пульсировал огонек, но тут же погас — у «шоша» магазин короткий, это тебе не лента «максима».

Жолнежи стреляли вразнобой из винтовок, но остановить лаву такая хаотичная стрельба не могла. Константин пригнулся к гриве, держа клинок на вытянутой вперед руке. Глаза уже выбрали цель — высокий поляк в расшитой золотыми галунами конфедератке, явно из высокого начальства, стоял как влитой, растопырив ноги, но уверенно целясь в него из винтовки.

И выстрелил, подпустив в упор — что-то прошлось по волосам, будто ладонью быстро провели. Контра обрушился на офицера, тот отскочил, но Константин, проносясь мимо, рубанул взад, дернув клинком, — этому хитрому удару его научил старый унтер, ахтырский гусар.

И не посмотрел вслед, почувствовав, что удар достиг цели. Да и не до того было — сразу трое ляхов бесстрашно кинулись на всадника, ощерившись острыми иглами штыков.

Константин вертелся в седле, как уж под вилами, нанося удары шашкой, желая в душе только одного — уберечь злобного, верного Контру. Кое-как отбился, зарубив двоих и стоптав конем третьего. Огляделся и облегченно вздохнул — бой закончился, началась потеха. С повозок летели пух и перья, истерично визжали паненки. Хлопнул револьверный выстрел, затем другой — кто-то из ляхов сводил счеты с жизнью.