Мятежная - Вероника Рот

Не будь идиоткой. Я не смогу сделать намеченное без оружия. Это было бы безумием. Значит, мне надо решить проблему в течение ближайших пяти минут.

Я сгибаю вокруг рукоятки мизинец, безымянный, потом – остальные пальцы. Знакомое ощущение веса. Указательный палец ложится на спусковой крючок. Я выдыхаю.

Начинаю поднимать его, подводя левую руку к правой, чтобы не выронить. Крепко держу пистолет перед собой двумя руками, как учил меня Четыре, когда я не знала его другого имени. Такой же я использовала, чтобы защитить отца и брата от лихачей, находившихся во власти симуляции. Из такого же выстрелила в Эрика, не дав ему пустить пулю в голову Тобиасу. В нем нет собственного зла. Простой инструмент.

Уловив движение в зеркале, я гляжу на свое отражение, не успев удержаться. Вот так я смотрела на него, думаю я. Так я выглядела, когда его застрелила.

Я издаю стон, похожий на вой раненого зверя. Роняю оружие на пол и обхватываю живот руками. Хочется поплакать, я знаю, что от этого станет легче, но я не могу себя заставить. Просто сижу на корточках в туалете, глядя на белые плитки. Я не могу. Не могу взять с собой пистолет.

Мне и идти-то не надо, но я все еще собираюсь.

– Трис?

Кто-то стучит в дверь. Я встаю, развожу руки. Дверь немного приоткрывается. Там Тобиас.

– Зик и Юрайя сказали, вы идете подслушивать переговоры Джека.

– Угу.

– И ты?

– Почему я должна говорить тебе? Ты же не говоришь мне о твоих планах.

Он хмурится.

– О чем ты?

– Я говорю о том, как ты измордовал Маркуса на глазах всех лихачей, без очевидной причины, – заявляю я, делая шаг к нему. – Но ведь причина есть, так ведь? Непохоже, что ты потерял контроль над собой. И совсем непохоже, что он тебя спровоцировал. Значит, причина есть!

– Я должен был доказать лихачам, что я не трус, – отвечает он. – Вот и все. Ничего больше.

– Так зачем тебе надо… – начинаю я.

Зачем Тобиасу нужно доказывать что-то лихачам? Только для того, чтобы они уважали его. Если он хочет стать их лидером. Я вспоминаю голос Эвелин, в полутемном пристанище бесфракционников. «Я подразумеваю, что ты стал важным человеком среди них».

Он хочет, чтобы лихачи объединились с бесфракционниками, и знает только единственный способ сделать это – возглавить их.

Другая загадка – почему у него нет потребности поделиться со мной. Я не успеваю закончить вопрос.

– Так ты идешь или нет? – спрашивает он.

– А какая разница?

– Ты снова рвешься навстречу опасности без причины, – говорит он. – Как тогда, когда ты бросилась в драку против эрудитов с… карманным ножом.

– Причина существует, и достаточная. Мы не поймем, в чем дело, если не подслушаем переговоры. А нам надо знать, что происходит.

Он скрещивает руки на груди. Он не качок, какими часто бывают парни-лихачи, некоторые девушки обратили бы внимание и на торчащие уши или на слегка крючковатый на конце нос, но для меня…

Я отбрасываю эту мысль. Он пришел, чтобы накричать на меня. Он скрывает от меня свои планы. Как бы то ни было, сейчас я не должна думать о том, насколько он мне нравится. Это лишь осложнит все, в том числе – возможность решать насущные задачи. А сейчас самое главное – услышать, что Джек Кан скажет эрудитам.

– Ты больше не стрижешься, как в Альтруизме, – спокойно спрашиваю я. – Хочешь походить на лихача?

– Не уходи от вопроса. Четыре человека уже готовы. Тебе незачем присоединяться.

– Что это ты так настаиваешь, чтобы я никуда не ходила? – почти кричу. – Я не тот человек, который будет сидеть на месте, когда другие рискуют!

– Пока что ты человек, который, похоже, не ценит собственную жизнь… который даже не может взять в руки пистолет и выстрелить…

Он наклоняется ко мне.

– Тебе правда надо посидеть на месте, пусть другие подвергают себя опасности.

Его тихий голос бьется во мне, как второй пульс. Снова и снова я слышу его слова, «похоже, не ценит собственную жизнь».

– И что ты сделаешь? – интересуюсь я – Запрешь меня в туалете? Это единственный способ не дать мне пойти.

Он закрывает лицо рукой и проводит ладонью вниз. Я еще никогда не видела, чтобы он был таким.

– Я не хочу останавливать тебя. Я хочу, чтобы ты сама подумала. Но если ты собираешься вести себя безрассудно, то не можешь помешать мне сопровождать тебя.

Еще темно, но уже начинает светать. Мы подходим к мосту. Он двухъярусный, с каменными столбами по углам. Мы спускаемся по лестнице, идущей вдоль одного из столбов, и тихо движемся вдоль реки. Когда светит солнце, здесь блестят большие лужи стоячей воды. Скоро восход. Нам пора занять позицию.

Юрайя и Зик сидят в засаде по обе стороны моста, чтобы иметь хороший обзор и возможность прикрыть нас оттуда. Они стреляют лучше, чем Линн и Шона. Шона тоже с нами, поскольку Линн ее попросила, несмотря на скандал в Месте Собраний.

Линн идет первой, прижимаясь спиной к камню, вдоль края опоры моста. Следом – я, потом – Шона и Тобиас. Мост опирается на четыре металлические конструкции, закрепленные в каменной стене, а также на кучу маленьких ферм и балок, образующих настоящий лабиринт. Линн подлезает под одну из них и начинает быстро подниматься вверх по тонким опорам, к середине моста.

Я пропускаю Шону вперед, поскольку не могу лезть так быстро. Когда я удерживаю равновесие, то дрожу от напряжения. Я чувствую, как холодная рука Тобиаса поддерживает меня под талию.

Приседаю на корточки, чтобы пролезть между дном моста и опорами. Пробираюсь не слишком далеко, и приходится остановиться, оставив одну ногу на балке и держась левой рукой за другую. Здесь мне придется долго стоять.

Тобиас проскальзывает следом и подставляет одну ногу под меня. Проползает подо мной на соседнюю балку. Я выдыхаю и улыбаюсь ему в знак благодарности. Мы в первый раз посмотрели друг на друга с того момента, как ушли из «Супермаркета Безжалостности».

Он тоже улыбается, но мрачно.

Мы коротаем время молча. Я дышу ртом и стараюсь успокоить дрожь в ногах и руках. Шона и Линн, похоже, как-то общаются без слов. Строят рожи друг другу. Я не понимаю смысла того, какие сообщения они передают. Поняв смысл, кивают и улыбаются. Я никогда не задумывалась, что это такое – иметь родную сестру. Был бы Калеб настолько же близок и понятен мне, будь он девочкой?

В утреннем городе царит такая тишина, что звук шагов людей, приближающихся к мосту, отдается эхом. Звук идет сзади, значит, идет Джек и его эскорт из лихачей, а не эрудиты, которых пока нет. Лихачи знают, где мы, а Джек Кан – нет. Если он посмотрит вниз и приглядится, то, возможно и обнаружит нас через переплетения металла. Я стараюсь дышать как можно тише.