Л. И. Брежнев: Материалы к биографии - Лейк

песню, был награжден орденом, ему также было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР.

Семейственность и инстинкт власти

Не будучи сильной личностью, Брежнев обладал своеобразным инстинктом власти. Хотя он не проявлял в прошлом ясно выраженного стремления к доминированию, он постепенно входил в роль фактического главы партии и государства, и эта роль ему все больше и больше нравилась. Он все же понимал или чувствовал, что может укрепить основу хвоей личной власти и влияния только путем назначения на ответственные посты в ключевых органах партийно-государственной власти не просто подходящих людей, а своих ближайших друзей, товарищей по институту, по работе в Днепропетровске, в Молдавии, по службе в армии, даже своих родственников и родственников своей жены. У общительного Брежнева таких друзей и знакомых всегда было много.

Вероятно, каждый крупный политический деятель и в авторитарной, и в демократической стране создает свою «команду» из особо доверенных людей. Но при Брежневе его «команда» разрослась до слишком больших размеров. К тому же в ней было не так уж много одаренных политиков и администраторов, но множество слабых руководителей, которые могли удерживаться на своих постах только благодаря поддержке Брежнева. И чем слабее становилось здоровье Брежнева, тем больше людей из его «команды» выдвигались на руководящие посты. На XXVI съезде партии, в 1981 году, кандидатами в члены ЦК КПСС были избраны сын Брежнева Ю. Л. Брежнев и зять Ю. М. Чурбанов, сделавший стремительную карьеру в системе органов внутренних дел.

Однако ему не удалось продвинуть многих людей из этой «команды» на руководящие посты в армии, в органах МИД, а также в Политбюро и Секретариат ЦК КПСС. Поэтому, несмотря на очевидные усилия Брежнева, руководство страной и партией перешло в руки людей с независимой от него политической биографией. Однако «команда» Брежнева, видимо, не лучший из компонентов того наследия, которое оставил партии ее покойный лидер.

Критика Брежнева звучит сегодня еще довольно глухо и не особенно конкретно. И тем не менее даже этой критики оказалось достаточно, чтобы его культ исчез с поразительной быстротой из нашей жизни. Никто не ведет дискуссий о «великой роли» Брежнева в войне, в экономическом строительстве или в развитии культуры. Даже в его родном Днепродзержинске и в Днепропетровске никто не торгует значками и календариками с портретами Брежнева. Нигде в стране не видно портретов Брежнева на ветровом стекле автомашин. Почти 15 лет вся наша пропаганда предпринимала чрезвычайные усилия для создания культа Брежнева — «великого борца за мир», «великого ленинца», «великого теоретика» и т. п. Однако вся эта дорогостоящая пропагандистская машина работала вхолостую. Культ Брежнева так и не вошел в сознание или в подсознание советских людей, относившихся к нему с равнодушием, перешедшим в последние годы его жизни в плохо скрываемое пренебрежение.

О временах Сталина наша печать говорит сегодня как о временах «великого террора» и «великого перелома», «триумфа и трагедии». Для обозначения эпохи Хрущева давно уже подобрали эвфемизмы: «времена субъективизма и волюнтаризма». Историки и публицисты ищут название и для времени Брежнева: «эпоха подхалимажа», «времена вседозволенности и бюрократизма», «эпоха торможения и застоя», «геронтократия». Пожалуй, подходит любое из этих названий.

Но разве все было так плохо у нас во времена Брежнева? Разве не называли мы 70-е годы самым спокойным десятилетием в истории СССР? Да, но это было спокойствие застоя, когда проблемы не решались, а откладывались и тучи продолжали сгущаться. Разве не были 70-е годы временем разрядки? Да, но это была слишком хрупкая «разрядка», результаты которой мало кто ощущал уже в 1980 году, то есть еще при жизни Брежнева. Разве советские люди в начале 80-х годов не жили лучше, чем в начале 60-х? Да, жизнь улучшалась, но крайне медленно, если иметь в виду широчайшие массы крестьян, рабочих и служащих. При этом рост разного рода денежных выплат намного превышал темпы роста производства товаров для населения, жилищного строительства и услуг. Разве Советский Союз не достиг при Брежневе паритета с Америкой в области стратегических вооружений? Да, эта цель была достигнута, но слишком большой ценой для нашей экономики и на слишком высоком уровне — далеко за пределами разумной достаточности. К тому же гонка вооружений продолжалась, истощая страну.

Советский Союз оправился от ужасов сталинского террора. Однако в меньших масштабах незаконные репрессии проводились и при Брежневе, сохраняя в обществе атмосферу «умеренного» страха, поддерживаемую к тому же постоянными попытками реабилитации Сталина. В стране не было не только торжества законности, но и элементарного порядка. Везде усиливалась бесхозяйственность, безответственность и атмосфера вседозволенности. Все более открытой и наглой становилась разлагавшая общество коррупция, злоупотребления властью и хищения в крупных и мелких масштабах становились нормой жизни. Во всех сферах общественной и государственной деятельности от партийного руководства в центре и на местах до редакций литературных журналов и руководства творческими союзами насаждалась атмосфера групповщины, круговой поруки, непотизма и мафиозности.

Нежелание и неумение хорошо работать, политическая пассивность и апатия, нравственная деградация десятков миллионов людей, повсеместное господство посредственности, разрыв слова и дела и поощрение всеобщей лжи — все это искалечило сознание целого поколения, которое мы называем порой не без основания «потерянным поколением». С этой точки зрения общие последствия брежневщины оказались не менее тяжелыми, чем сталинщины. Страна и общество зашли в тупик, и мириться с этим больше было нельзя.

На протяжении всей своей истории Советский Союз развивается рывками — от одного социально-политического кризиса к другому. Каждый режим продвигает страну вперед, но исчерпывает свои возможности гораздо раньше, чем его представители и лидеры сходят с политической сцены. С этой точки зрения режим Брежнева исчерпал себя к середине 70-х годов.

История повторяется дважды, один раз как трагедия, другой раз как фарс. К. Маркс любил повторять эти слова. Сталинщина была трагедией. Брежневщина была, конечно, фарсом, но с примесью трагедии. Было бы странным, если бы этот уродливый фарс не вызвал оппозиции. В то время как открытая оппозиция слабела от репрессий, становилась все более сильной оппозиция скрытая, во главе которой оказались столь разные люди, как Андропов, Устинов и Горбачев.

История этой трудной борьбы, которая не вполне завершилась и сегодня, еще не написана и, возможно, не скоро будет написана. Но не сказана еще даже малая часть правды о злоупотреблениях не только Брежнева, но даже Рашидова, Гришина, Романова, Кунаева и Черненко. Критика звучит очень резко, но она касается всей эпохи застоя, а не отдельных и наиболее видных ее представителей и создателей. Популярный в стране писатель Д. Гранин отмечает характерные черты поздней «брежневщины»: «Истовая работа спецов, подхалимов всех рангов ограждала от жизни народной, приносила плоды прежде