Зона Посещения. Луч из тьмы - Александр Тюрин

Единственным ориентиром был сейчас глаз крысака – настоящий отражатель, особенно если камрад зверь чуть развернет голову назад. Когда пробегали через какую-то подсобку, крысак несколько раз делал стойку, как пойнтер, а Лауниц ухватывал то, что попалось под руку и помещалось в рюкзак. На скользком пандусе поскользнулся и въехал на пятой точке в сумрачное помещение с бетонными стенами. Успел захлопнуть бронированную клинкетную дверь. Она прогнулась под напором тяжелой невидимки, но устояла – модернизированный «студень» выиграл в динамике, но проиграл в проникающей способности. Еще пара атак на дверь и поток, скорее всего, втянулся обратно.

Помещение выглядело пустынным и обширным, как гараж. Прежде чем искать выходы, надо было с замиранием сердца проверить содержимое рюкзака. Может, там найдется что-то невероятно прекрасное – а невероятно прекрасной была б сейчас любая еда уровня от колбасы третьей свежести и выше.

Ага, пара банок с легко открывающейся крышкой на ключике, одна с чем-то серым внутри – это лучше отшвырнуть подальше. Другая – с тушенкой. Присутствуют надлежащий вид и запах. Опять застывшее время в банке или просто нормально сохранившиеся консервы? Ладно, поверим в лучшее.

«Итак, еда – это хорошо, все остальное плохо. Согласен, друг мутант?» Лауниц угостил крысака, внезапно оказавшегося рядом. Тот подкрепился, но только после того, как попробовал Лауниц. Внимательная тварь – несколько раз подносила и глаз-алмаз, и нос-отвертку к открытой банке. Наконец, санитарный контроль закончился и госприемка состоялась.

Можно было вкушать. Несколько раз горстью в банку, потом в рот, и вот Лауниц замер в гастрономическом блаженстве. Но тут крысак, резко свернув обеденный перерыв, побежал вперед, оглядываясь время от времени на спутника своей пуговкой. Оба глаза, между прочим, у него действовали независимо друг от друга, вращаясь в разные стороны, как у хамелеона.

За выездом из подвального гаража, очевидно на месте парковочной площадки, была огромная яма, до верха наполненная осколками кварцевого стекла и кварцевым песком, далее – небольшой парк. Энциклопедия, загруженная в боди-комп, выдала статью про почву: представляет-де собой многофазную систему, в которой есть комочки, гранулы, трубочки, гифы и ризоморфы грибов, черви, их яйца, сгнившие остатки растений и животных типа гумус. Спасибо, дальше не надо. А в здешней почве было что-то похожее на футляры для зубных щеток, мыльницы, флаконы из-под дезодорантов и коробки от часов, только одинаково светло-серого дымчатого цвета. Лауниц попробовал раздавить одну из них ногой – ничего не вышло, кремнезем. Из такого же материала состояли и деревья.

За парком Лауниц напоролся на невысокую баррикаду, та перегораживала улочку – когда-то скромную улочку жилого района к западу от бизнес-квартала, с домами-рядами по обе стороны. Баррикада состояла из скамеек, мусорных баков, ящиков и коробок. Похоже, ее соорудили люди, чтобы препятствовать движению кого-то или чего-то. Асфальтовое покрытие улицы было вдребезги разбито, перепахано – может, и вправду по улице прошло что-то когтистое и тяжелое.

Раздалась звенящая мелодия, словно раз за разом слегка сталкивалось несколько бокалов тончайшего стекла. На вершину баррикады взобралось животное, в котором нельзя было не признать шестиногую «тарелку», такую же, как и та, что отложила в него личинку, пока он «отдыхал» в сейфе.

Когда она прыгнула, Лауниц даже не успел отреагировать – так звенящая мелодия заворожила, – но отреагировала его рука с мечом-кладенцом. Рубанула «летающую тарелку» пополам с хрустом, на изломе панциря сверкнули кварцевые кристаллики. Осталось поблагодарить руку за четко исполненное наказание вредной твари. А вот радоваться рано: из разрубленного тела «тарелки» поползли белесые личинки; ясно, что если она не успеет их отложить, сгрызут мать-героиню.

На баррикаду поднялся с десяток таких же особей. И мелодия чокающихся стаканов из завораживающей стала назойливой и задалбывающей. Лауниц повернулся и, чувствуя, как на спине выступает испарина, стал набирать ход в обратную сторону. Но за ним уже вовсю прыгали шестиногие тарелки с нарастающей скоростью и набирающим силу звоном.

Но и «футляры», которые были в грунте, теперь хрустели под ногами, лопались и вскрывались, выпуская из себя пузыри. Те поднимались в воздух, слипаясь в гроздья, и плыли, словно их несли ветер или вода, совсем неощутимые для Лауница, потом притягивались к какой-нибудь «тарелке». Несмотря на все ее звонкие прыжки, пузыри необратимо прилипали и как-то просачивались внутрь. Энциклопедия в боди-компе откликнулась статьей о размножении и паразитировании у протистов. Но обычные земные простейшие были микроскопическими, иначе б мгновенно засохли, а эти пузырьки – размером в несколько сантиметров.

Заполучив черную метку пузырька, всего через несколько секунд шестиногая тварь совершала свой последний прыжок, выше всех остальных, шлепалась в пике, переворачивалась на спину, начинала отчаянно сучить конечностями, «ай, мои ганглии», потом лопалась с последним звоном. Из нее выплывало сразу трое-четверо новых пузырей, которых нес невидимый поток – теперь уже вслед за Лауницем.

Повторить судьбу несчастных шестиногих созданий он не хотел. Надо было срочно оторваться от чудес этой «кремниевой долины». Но с обеих сторон улицы ряды домов выстроились, как танцоры сиртаки, впритык. Когда к нему уже направилась делегация хищных пузырей, мозг, подстегнутый выплеском адреналина, все же нашел выход. Вернее, вход – приоткрытую дверь в один из домов. Увернувшись от встречи с колонной пузырей, Лауниц свернул в дверь. Удачно, как ему показалось. Следом за ним вбежал и крысак. В доме и потолок, и стены на месте, на стенах фотографии с приличными физиономиями в рамках и охотничьи трофеи – голова оленя как живая. Обстановка вообще на удивление хорошо сохранилась, сплошной антиквариат, чего стоит шкаф черного дерева с огромными фаянсовыми кружками, на которых изображены солдаты в остроконечных касках и танцующие около них марихен. Телевизор старинный – ящик большой, экран маленький.

Обстановку портил труп, сидящий в кресле около телевизора. Хозяин, скорее всего. Лицо, подернутое белесой плесенью, напоминает те, что на фотографиях в рамках. Глаза открыты, но затянуты бельмами. Рот приоткрыт, словно говорит: «Что ты делаешь в моем доме?». Плевать, конечно, на него, но лучше поскорее свалить.

Однако незваный гость заметил металлический шкафчик и, уловив связь с охотничьими трофеями, догадался, что в нем хранится оружие. Замок по счастью проржавел и поддался удару хромированным чайником, слетел – надо же какие крепкие вещи раньше делали. В шкафчике нашлись охотничья двустволка, но без патронов, нет смысла брать, и смит-и-вессон 38 калибра, к нему пара коробок патронов. Увлекшийся гость едва не пропустил момент, когда надо обернуться, но крысак напомнил – тявкнул, хотя они вообще голос раз в сто лет подают.

Труп уже встал, будто ожил, хотя не моргалось ему и не дышалось, а глаза, по-прежнему затянутые бельмами, вряд ли что видели. Это что, очередной подарок мусорщика? Труп шагнул к Лауницу, уронил на ковер челюсть, и из слизистого отверстия показалось нечто выглядящее как осторожный хоботок. Лауниц выстрелил в наступающего на него экс-жителя города Хармонт. Пуля приличного калибра остановила беспокойный труп, вторая пуля уронила, череп при ударе об пол раскололся, и из него поползло нечто. Похоже это было на многоножку – она, наверное, обвивала весь позвоночный столб покойника и сейчас выдавливала свои многочисленные членики из раскрывшейся как орех головы. А ведь некросимбионт получается: наездник не дает телу разложиться до конца, тело предоставляет наезднику уютный дом… Эти мысли шли параллельно, пока Лауниц палил по многоножке, извивавшейся на полу. Быстро расстрелял всю обойму, но так и не попал ни разу. Едва сдерживая панику, бросился к противоположной стене – окно было ближе, чем дверь.