Пузожители - Анастасия Масягина

– Значит, со следующей схваткой начинай тужиться. Вот так, будто бы свечку задуваешь. Упппффф… Набрала воздух и выпустила. Поняла?

Леся, поморщившись, кивнула. Действие анестезии понемногу проходило и боль начала возвращаться. Наконец она стала нестерпимой, и Леся, не в силах больше сдерживаться, закричала.

– Не ори, ты не одна в отделении, – велела Таисия Владимировна.

Вадим Федорович заглянул в родовой зал.

– Добавить анестезию?

– Спасибо, не нужно, – светски улыбнувшись, отказалась Злая Фея. – У нас уже потуги.

Анестезиолог помялся, посмотрел на Лесю с сочувствием и ушел, не в силах еще чем-нибудь Лесе помочь.

– Схватка, – определила Таисия Владимировна, взглянув на монитор. – Тужься скорее.

Леся попыталась «задуть свечу», но из-за боли получилось откровенно плохо.

– Нееет, так дело не пойдет, – ругалась врач. – Кто так тужится.

– Я… я не могу, мне больно, я умру сейчас, сердце не выдержит!

Казалось, что это кричит не она, а кто-то другой. Но заткнуть этого кого-то Леся была не в силах.

– Если ты будешь так орать, я просто уйду из роддома, – заявила Злая Фея. И от абсурдности этого заявления Леся даже немного пришла в себя. – Все человечество так родилось. Другого способа нет. Ты думай о своем ребенке. Ей сейчас гораздо тяжелее, чем тебе.

Но Леся, которая, несмотря на все свои несчастья, всю беременность любовно прислушивалась к каждому пиночку малышки, в этот момент не могла себя заставить думать о ребенке. Она была совершенно уверена, что никогда не увидит дочку, что обе они погибнут от этой адской, нестерпимой боли.

– Я не скажу, что это у всех так, – деловито рассуждала над умирающей Лесей Злая Фея. – У тебя шейка очень длинная и тонкая, и матка высоко. Для вынашивания это хорошо, но рожать долго будешь. Я не скажу, что у всех так. Но что же делать? Да ты еще тужиться нормально не хочешь.

– Я хочу, у меня не получается, – с трудом выдохнула Леся.

– И не получится, если будешь себя жалеть. Ну, давай со следующей схваткой.

И едва живая, Леся старательно тужилась, но ребенок так с места и не сдвинулся. Она схватила Злую Фею за руку и с мольбой заглянула ей в глаза. Человек же все-таки! Хоть и не очень добрый.

– Умоляю вас… всем святым, что у вас есть… сделайте мне кесарево.

Таисия Владимировна отшатнулась от нее.

– Какое кесарево? Раньше надо было делать! Сейчас уже ребенок идет. Ну да, крупный он у тебя. Так что же делать, по частям, что ли, вытаскивать?

Но по глазам врача было видно, что она напугана. Роды явно шли не так, как планировалось.

Таисия Владимировна вышла и через пару минут вернулась вместе с пожилым врачом, которого Леся прежде не видела. Доктор без лишних разговоров засунул руку в перчатке в ее лоно.

– Там все очень высоко, – комментировала Злая Фея.

– Ну да, высоко, но ребенок хорошо идет, правильно. Я бы не рекомендовал кесарево.

Потом врач посмотрел на Лесю.

– У тебя что, муж здоровяк двухметровый? И дочка, видать, в него?

Лесю аж передернуло, когда она вспомнила маминого дружка и все, что он с ней сделал. Но… никто и никогда не должен об этом узнать.

– Да, папа высокий у нас.

– Ничего не бойся. Лучше всего сесть, тогда родишь минут через двадцать. А если не сможешь – тоже ничего страшного. Все равно родишь, но только через час.

И эти простые слова помогли Лесе в тысячу раз больше, чем все окрики и угрозы Злой Феи вместе взятые. По его спокойному, дружескому тону она поняла, что не умрет, и все это довольно скоро закончится.

Она принялась тужиться с удвоенной силой.

– Идет… – облегченно вздохнула Таисия Владимировна и принялась давить ей на живот.

Боль была запредельной, и все же Леся работала, не останавливаясь выталкивая из себя ребенка.

Смутно, будто через заснеженное стекло, она видела, что родовой зал наполнился людьми в белых халатах. Они обступили Лесю со всех сторон.

– Встала в плечах. Чееерт, – это ругалась Злая Фея.

Но уже в следующую секунду малышка выскользнула на свет.

Все суетились, и она услышала, как кричит ее девочка. Леся не видела, как обрезали пуповину и очень смутно запомнила тот момент, когда из нее вышла плацента. Потом какая-то незнакомая женщина сунула ей под нос кусок клеенки и велела:

– Читай, что здесь написано.

Лесе пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сфокусировать взгляд и прочесть надпись.

– О-ле-ся Шаблин-ска-я…

Тетка по-доброму улыбнулась. Роженица так измучилась, что имя свое не узнает.

– Это кто?

– Кто?.. Я…

– Ну и отлично. Мы эту бирочку твоей девочке к ручке привяжем.

– Рост и вес! – услышала Леся где-то вдалеке.

– Четыре двести, пятьдесят пять сантиметров.

Лесе подумалось, что надо бы кому-то позвонить и сообщить об этой радости. Вот только звонить-то было некому. В целом мире ни одной душе не было дело до того, что она родила девочку. Разве что… Ксюше Протвинской.

А потом Лесе показали малышку. Она была большой, невероятно красивой, с целой копной темных волос и больше напоминала двухмесячного младенца, чем новорожденную. Неужели это она ее родила? Но больше в родзале просто никого не было.

Девочку положили ей на живот, и Леся поразилась, как она вообще там поместилась.

– Тебя зовут Ксюша, – прошептала счастливая мать.

Ребенка унесли, а Таисия Владимировна долго заполняла какие-то бумаги. Леся решила перестать звать ее про себя Злой Феей, ведь именно она помогла появиться на свет маленькой дочке.

– Давайте я позвоню Вашему мужу.

– Нет, не надо никому звонить. У меня нет мужа, мы развелись.

– Вы поссорились, наверное, деточка. С кем не бывает. Но он должен знать, что у него родился ребенок. Помиритесь еще, вот увидишь. Я его помню. Такой парень хороший. Заботливый. Пилот.

Дима как-то отвозил Лесю на консультацию по дороге на работу и был в форме.

– Не звоните, я прошу вас…

Но Таисия Владимировна уже набрала Димин номер, указанный в контракте.

– Я вас поздравляю, Дмитрий Константинович! У вас родилась дочь! – возвестила она.

– Вы что-то путаете, – спокойно сказал Дима, – у меня нет ни жены, ни дочери.

И повесил трубку.

Олег Воробьев был в недоумении. Ему назначила встречу… теща. Один бог знает, что понадобилось Ангелине Степановне от ненавистного зятя, и почему об этом нельзя было поговорить по телефону или, на худой конец, дома, во время очередного визита к внукам.