Портрет моего мужа - Екатерина Лесина

Он покосился, но я лишь пожала плечами: каждый живет, как умеет, и не мне его осуждать.

- А еще порой... от них поступают странные просьбы.

- К примеру, соблазнить одну провинциалку?

- Вроде того...

- Зачем?

Кстати, и вправду интересный вопрос. Если бы я думала, что роман с кем-то поможет получить развод, давно бы обзавелась любовником, может, и не одним даже.

- Не знаю, - он подал руку, и я приняла ее. - Но Ирма очень зла. Я бы не советовал вам испытывать ее терпение. Рунная магия - не самая лучшая защита...

Просто пользоваться уметь надо.

Возвращались мы вместе. Юргис, оставив - или отложив на время? - идею меня соблазнить, просто рассказывал. Об острове, что этом, что родном. О море. И чайках. О столице, в которой бывал частенько. Он оказался на редкость интересным собеседником, и я даже получила от этой прогулки удовольствие, которое, впрочем, испарилось, стоило увидеть Мара.

Мой законный супруг ждал нас на пороге дома.

Стоял, ноги расставив.

Руки скрестил.

Вид мрачный, ничего хорошего не предвещающий. И главное, почти поверила, что он ревнует. Юргис вот поверил точно, фыркнул, ручку мою поцеловал на прощанье и взглядом одарил многообещающим. Была бы дровами, вспыхнула бы.

А так...

- Где ты бродишь? - процедил Мар сквозь зубы.

- Гуляю.

- С ним?

- Почему бы и нет? - я склонила голову, разглядывая взъерошенного супруга. А ведь ночь не спал, вон, глаза запали, морщины проявились. И злится он не столько на меня, сколько просто... бессонница, усталость, а тут еще и я с Юргисом.

- Мне не нравится, что ты...

- Мар, - я взяла почти бывшего мужа под руку. - Успокойся. И вспомни, сколько нам до развода осталось?

Он лишь зубами заскрипел. И зря. Зубы, между прочим, беречь надо.

- Он... редкостное ничтожество. Живет за счет женщин.

- Знаю.

- Откуда?

- Он сам сказал, - я поправила мятый воротничок Маровой рубашки. - И еще пользуется родовым перстнем, который усиливает очарование. Предупреждая, скажу, это не приворот.

Где-то рядом, близко и почти на грани, но ведь не приворот? Жертву не лишают силы воли. Просто, кто виноват, что этой силы оказывается недостаточно, чтобы устоять перед искушением? А прабабку жаль... не стоило замахиваться на добычу, которая не по силам.

- Это мерзко.

- А лгать о любви, чтобы получить патенты, не мерзко?

На щеках Мара проступили красные пятна.

- Ты...

- Успокойся уже. И что там с мостом?

- Ничего, - как ни странно, но он действительно успокоился, разом взяв себя в руки. - Следов воздействия не обнаружено...

...ага, потому что их смыло волной силы, которая выплеснулась при разрыве контура.

- Я хочу взглянуть, если ты не против.

- Скажу Кирису.

Что ж... рыжий меня одну не оставит, что, конечно, нехорошо, но с другой стороны, если обронить там Этну... я смогу управлять големом с расстояния, а она способна уловить и слабый остаточный след. То есть, надеюсь, что способна.

- Я хотел познакомить тебя со своей дочерью.

Рута.

Ее звали Рута. В честь бабки, матери Лаймы, ныне покойной.

Ей было семь.

Высокая, пожалуй, что чересчур уж высокая для девочки. Напрочь лишенная изящества матери, напротив, какая-то откровенно нескладная. И с этой нескладностью не способно было управиться ни платье в мелкий цветочек, ни оборочки, ни бантики, которые едва-едва держались на тонких косичках.

На меня девочка смотрела исподлобья, явно не ожидая ничего хорошего. А вот Мару обрадовалась.

- Эйта Рута наказана, - возвестила вполне себе миловидная девица, которую несколько портило крайне недовольное выражение лица.

И гладко зачесанные волосы.

И серое строгое платье гувернантки.

И удушающий запах лаванды, будто бы и это платье, и сама девица хранились в старом бабкином сундуке, переложенные этой самой лавандой для пущей сохранности.

- Подите вон, - сказал Мар, и девица молча покинула покои. А вот двигалась она по-кошачьи мягко, и длинные юбки колыхались, обвивая ноги, что не осталось незамеченным.

Интересно, Мар с ней спал?

Или только собирается.

- Рута, это Эгле. Моя жена.

- Та самая? - Рута дернула себя за косичку и поморщилась. - Она выглядит больной. Ты скоро умрешь?

- Надеюсь, что нет.

- Мама сказала, что было бы хорошо, если б ты сдохла на том острове, - она наблюдала за мной внимательно, рассчитывая... что? Обиду увидеть? Слезы?

Маленькая поганка.

- Рута!

- Что? Мама сказала, что ты, похоже, ума лишился, если приволок ее в дом.

- Тебе сказала?

А вид у девчонки примерный. Села. Руки на колени положила. Спинка пряменькая, шейка худенькая... такую только пожалеть и приласкать.

- Нет. Йонасу. И еще сказала, что с ней надо что-то придумать. А мама умеет... придумывать. Так что будь осторожна.

- Буду.

Рута кивнула.

- А ты... действительно артефактор?

- Да.

- Я хотела учиться. Но мама сказала, что это ни к чему. Меня и так замуж возьмут. Только я замуж не очень хочу.

- И правильно.

Комнаты у нее были... девичьи. Просторные. Светлые. Обои розовые, с золочеными завитушками, правда, редкими и скромными, ибо обилие золота - признак дурного тона. Так писали в том журнальчике, который нравился Гедре.

Белая мебель.

Тончайшие портьеры, которые не столько задерживают солнечный свет, сколько рассеивают его, наполняя комнату золотистой дымкой. В ней скрывались фарфоровые статуэтки танцовщиц, само собой, изящных, и тихо увядали белые розы.

Ковер цвета беж.

И черный почти паркет, выглядевший на редкость уютным. Камин, чья решетка сияла, а вот зев был пуст, ибо камины отходят в прошлое. Дом теплый, а комнаты эти... неправильные. Ей нужны не такие.

- Мама считает, что папа зря не дал тебе развод.

- И я так думаю.

- Дорогая, - Мар откашлялся и посмотрел на меня, явно ожидая поддержки. А я что? Своих детей у меня не было, чужие... младенцы внушали ужас своей беспомощностью. Они кричали, срыгивали, пачкали пеленки и требовали неустанной заботы. Дети постарше имели дурную привычку лезть туда, куда лезть не следует, а еще визжать, капризничать и вообще всячески портить жизнь непричастным к их появлению людям. Другие, возраста Руты, утратившие уже нежную пухлость, зачастую становились вовсе несносны.