В чём дело, Полли? - Марьяна Иванова

Она попыталась мягко приобнять Лексона, но он уже слишком разгорячился и в этом порыве оттолкнул её.

– Ради меня? Может, в этой книге ответы на все мои вопросы? А ты спрятала её, ведь тебе кажется, что так будет лучше! А знаешь, что мне ещё будет лучше? Иметь дома служанку, а не псевдомаму, которая будет сбегать от меня, пока однажды не оставит навеки одного!

Лексон выбежал из дома и устремился в лес. От хлопающих дверей со стеллажа упало ещё несколько книг.

Диана дрогнула и гордо стёрла слезу со щеки. Она не могла сердиться или обижаться на Лексона. Откуда он, одинокий, нелюбимый ребёнок мог знать, что, отметив в это лето своё сорокалетие, она вдруг осознала, что до конца своих дней так и останется больше никем не согретой вдовой. Что конец этих дней не так уж и далек. Что она больше не помнит лица своей Лорис. И как корит за это себя. И что она хочет ещё хоть раз в жизни почувствовать себя счастливой и любимой.

Диана понимала, что встречи с тем хозяином пекарни рано или поздно придётся прекратить. Лексон не любит делиться людьми, она хотела закончить те отношения раньше, чем он обо всём узнает и поставит ей ультиматум. Она так и представляла, как Лексон произносит эти слова: «Выбирай, Диана, я или все остальные?»

И она предпочтёт его всему миру.

Потому что нуждается в сыне так же сильно, как он в матери. Хоть он никогда и не признает это, повторяя только, что мать – это напарница смерти: она приводит человека в мир, чтобы смерти было кого забирать.

Сегодня она ездила к Нилу, чтобы со всем покончить. Ничего не вышло. Но в следующий раз она скажет, что больше не приедет.

Диана скинула туфли и взялась расставлять книги по местам. В следующий раз она обязательно скажет, что больше не приедет.

***

Ворон бежал рядом со своим хозяином, словно самая послушная тень. Добежав до шалаша и переломав десяток ветвей, Лексон успокоился. Теперь он злился на себя. Только тупицы не умеют контролировать свои эмоции, он не может себе такого позволить. Особенно сейчас, когда уже полгода у него не случалось вспышек и мигреней.

Он устало плюхнулся на примятую траву, с досадой осознав, что забыл про бутерброды. Ворон сел напротив и любопытно уставился на мальчика.

– Не смотри так, я сам проголодался.

В ответ пёс жалобно проскулил и уткнулся влажным носом в плечо Лексона. Тот провёл ладонью по лохматому загривку, выудил из-за пазухи заветную книжку и открыл первую страницу.

«Никому. Я пишу никому. Надеюсь, что никому и не придётся это читать…»

Через час с верхушек деревьев взметнулись десятки птиц, испуганные истошным воем. Не звериным воем, а человеческим, оттого ещё более страшным.

Лексон впился в землю пальцами и завывал так, что у самого закладывало уши. Ворон спрятался в шалаш, не смея даже выглядывать. Книга, раскрытая посередине, лежала рядом. Лёгкий ветерок смущённо перебирал её страницы.

В глазах потемнело. В глотке жгло от непрерывного крика. Лексон побежал, спотыкаясь о корни деревьев и расшибая подбородок и нос. Следом побежал Ворон, то и дело цапая мальчика за штанины, пытаясь остановить. Бесполезно.

Вскоре они оказались у знакомого озера. Чёрная гладь клялась утешить, приютить навеки.

Ворон вцепился в ладонь мальчика и потянул подальше от берега. Лексон дёрнул руку и острые зубы оставили рваные раны. Ничего, вода их залижет.

– Уходи, Ворон! Убирайся прочь! Всё зря! И мой «последний подарок» напрасен! Убирайся прочь! Ты тоже виноват! Ненавижу!

Лексон в последний раз посмотрел на ясное небо своей тревожной юности и прыгнул в воду.

Вода ласково обняла его, защекотала уши, затрепала волосы. И потянула вниз. Ко дну, где нашёл свой покой его безымянный кораблик.

М

Е

Д

Л

Е

Н

Н

О

В

Н

И

З

.

.

.

Теперь поверхность казалась ему сужающимся колодцем. Вода становилась всё холоднее. И темнее. Когда он решил, что утешение вот-вот наступит и он забудется вечным сном, что-то тёплое коснулось его кровоточащей руки.

Он пригляделся и с изумлением осознал, что тонул там не один. Рядом тонул кто-то ещё. Девушка, чьи волосы переплетались с водорослями, как у русалки. В отличие от Лексона, её глаза были закрыты. Она не знала, что они там вместе.

Мой милый мальчик… Не могу поверить, что уже так много лет ушло безвозвратно. За эти годы я так и не сумела стать тебе матерью. Я научилась разгадывать твои хитрые улыбки и чувствовать все твои мысли. От некоторых из них меня порой одолевал священный ужас. Но я научилась любить без условностей. Любить не только всё то хорошее, что есть в тебе, но и всю твою чудовищность. И поэтому я в последний раз повторяю тебе: не делай этого!

Когда люди умирают, куда деваются их воспоминания? Неужели исчезают вместе с ними?

Несколько дней назад не стало миссис Беккер. В то утро я услышала тревожную беготню в коридоре и вышла из комнаты. Мишель уже был в её спальне, это он обнаружил её. Уж не знаю, как он почувствовал. Он сидел у изголовья кровати и держал пальцы на её запястье. Я помню, как отшатнулась и выбежала оттуда. Было что-то отталкивающие в его равнодушном взгляде и в том, какой живой выглядела она. Я снова вспомнила рассказ Питера про смерть бедняжки Люси Брекк. «Она просто лежала там, как живая, словно не подозревая, что умерла»

Через два дня нам сообщили, что у Беккер был сердечный приступ и Мишель начал готовить похороны. В основном все вопросы он решал по телефону или через Брана, который приезжал почти каждый день. Мы с ребятами слонялись целыми днями без дела, вечером готовили все вместе ужин и до самого отбоя торчали у Питера, слушая его бренчание на гитаре или играя в карты. О её смерти мы почти не говорили. Хотя, без всяких сомнений, каждый только об этом и думал.

Мы с ребятами неторопливо ужинали. Бран уехал совсем недавно. Мишель не высовывался из своей комнаты.

– Нам завтра обязательно быть на похоронах… Во всём чёрном? – спросила Аня, тоскливо отодвинув от себя тарелку с недоеденными спагетти. Мне показалось, что сначала она хотела закончить вопрос на три слова раньше.

– В Азии у многих народов цвет траура – белый. Так нам с братом сказали на экскурсии в Камбоджи, – непринуждённо пожал плечами Питер.

– Если учесть любовь миссис Беккер к чёрной одежде, это будет даже данью памяти, – сказала я. – Кстати, думаю, нам стоит подготовить комнаты для гостей. Вдруг завтра приедут друзья и родственники Беккер?

– Мишель бы предупредил нас.