Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… - Эрих Мария Ремарк

с первыми вишнями. Вокзал Сен-Лазар. Пандемониум. Зальц очень помог. Чемоданы и пр. Такси. По улицам. Укромные местечки, бистро. Другие огни. Другие пространства. Отель. С Зальцами к «Фуке». Прохладный майский вечер. Пили розовое вино в «Плаза Атене». Слышал, что «Элизабет» прибыла ночью. Позвонил. Застал Наташу. Переехали к ней. Там попрощались с Антонио, Денизой Бурде и Ш. Бестегю. Поужинали. Выпили бутылку вина. Довольно пьян; но говорил с Наташей, что гораздо тяжелее. Позже один в «Шахерезаде». Там никого. Прежние официанты мертвы. Еще в одном кафе. Потом кое-как добрался домой.

На следующий день после обеда к Наташе. Она распаковывала вещи. Легкий час. Потом на улицу. Покупали вещи. Вечером с ней ужинали у Вефура. Пусто. Почти одни. Поздно при луне гуляли по колоннаде Пале-Рояль. Огромное сооружение. Небо. Деревья. Шум. Луна. Поехали в отель. Каштаны почти ломились в окна. Вместе. По улицам, кривым, гулким, назад.

М. Бестегю устроил скандал Наташе, потому что я здесь. Идиот. Ее друзья уже всех проинформировали в первый же вечер.

Вчера вечером пил с Зальцем. Невероятно: проститутки, парни, бар, столы, стулья по всему залу. Рынок для плоти и идиотизма. С Наташей ужинали у Луиса. Чешская кухня. Отвез ее домой. Устал.

04.06.<1948.> Порто-Ронко

Двадцать восьмого в полдень с Наташей у «Фуке». Вечером, если не ошибаюсь, к Беркли. Немного поссорились. Она хотела еще час подождать, потом спустить вниз собаку и лечь спать. Я же хотел сразу, но не сказал ей об этом. Когда щенок наконец был внизу, я уже не стал подниматься. Ребячество, но почему бы иногда не позволить себе это.

На следующее утро пригласил Наташу. Поели вместе. Где-то что-то купили. Около шести пришла графиня Ноаллес. Я пошел к Триумфальной арке вдоль Елисейских Полей. Наблюдал жизнь города. Пестро, живо. Подвыпившая свадебная компания, идущая со стороны арки. Целующиеся люди. Наконец повернул назад. Ноаллес еще там, хотела меня увидеть. Краснолицая персона. Мы с Наташей в «Рампено». Пообедали. Бутылка «Мерсо». Проводил ее домой. Прощание. К «Георгу V». Мои чемоданы. Пустой отель. Безразличный портье. Гладкое отбытие. Такси. Вокзал. Надеюсь оказаться в одиночестве в спальном вагоне. Надежды рухнули из-за винодела из Эльзаса, с которым я до двух часов говорил о винах; он обещал присылать подарки; был так вежлив, что оставил мне положенное ему полотенце.

В воскресенье, тридцатого, в десять утра Цюрих. Файльхен и Марианна на платформе. К их дому на Фрайштрассе, 116. По-швейцарски, туалет между двумя лестницами, но полно книг, светло и приятно, есть сад. Двое мальчиков, одного из них зовут Вальтер, мой крестник, девять лет. Файльхены все те же. Из Лондона приехала Грета Ринг. У Файльхен болезнь сосудов; осторожна. Смотрел ее картины; мало; один Ван Гог, много рисунков, среди них два Брейгеля.

На следующий день рассказывал. После обеда дирижировал чемоданами, цветами, подарками для детей. Гулял по Вокзальной улице. Как показалось, более стабильная жизнь, нежели в Париже. Показалось, потому что никто нигде не избежит всеобщего разрушения. В парке пил кофе. Сияющий день, озеро, синева, воздух. Вечером выпил весьма легкого вина, но много.

Утром собрался. С Марианной на вокзал, в час двадцать выехал. В поезде встретил Луиджи Педрацини. В Беллинцоне дождь. Цветущие розы. Озеро Лаго-Маджоре под дождем. Дождь, дождь, вполне привычный. Сквозь дождь мой дом. Мой отец*. Немощный, ноги, но в остальном свежая роза.

Все осталось прежним. Зубная паста, письма, карандаши, бумага на том же месте. Как Рип ван Винкль; сон спящей красавицы. Просыпаешься – десяти лет как не бывало. Странное ощущение. Трогательно и призрачно. Как все это может промелькнуть, быть так далеко, что между немым бытием вещей может исчезнуть целый кусок жизни, будто его не существовало вовсе. Натиск событий, который сводит воедино, а все, что между, игнорирует. Гулял. Книги, вещи, костюмы, воспоминания просыпаются. Болезненно, трогательно, призрачно. С Йозефом по саду. Старик* с нами. Дождь, дождь. После ужина на кухне со стариком и Йозефом выпили бутылку коньяка.

Второе, среда, прекрасное утро. Кофе на террасе. Старик, который рано зашел в мою комнату. Как призрак ходит вокруг. Вижу трудности. Он хочет общения, людей. Третьего установили радиоаппарат. Старые пластинки лежат рядом. То же призрачное чувство. Снова дождь. Старик в слабом похмелье. Нервозность. Что с ним делать? Смотрит каждый час на часы. Наверное, он ожидал общения, жизни, поездки на машине и т. п.

Вечером некий Майер из Оснабрюка. Хотел пройти к старику. Странно, как люди, несмотря на тяжелую судьбу, мало меняются. Скука, историк искусств, торговец произведениями искусства.

Вчера утром междугородний разговор с Наташей. Вечером написал ей. Сегодня ветренней, ясный день. В саду. Пытался получить деньги в банке. Сижу теперь на террасе, время к вечеру. На противоположном берегу море света. Разделены солнце и синие тени.

31.07.<1948. Порто-Ронко>

После двадцать седьмого возвращался из Рима. Выехал одиннадцатого (думаю, десятого, в воскресенье) из Милана, оттуда в спальном вагоне в Рим. Наташа. Плохое настроение. Колебания. Фулько. Посетили Ватикан, Сикстинскую капеллу, музей терм, бани Диоклетиана, виллу Боргезе. Везде с Н. Наконец, когда ей захотелось в Палермо, решила ехать вместо воскресенья уже в пятницу, хотя сама настаивала на десяти днях в Палермо. Последние дни все хорошо. Я отвез ее в аэропорт. Собирался сам вечером в спальном вагоне в Милан; пошел к Дороти ди Фрассо; выпил, был вынужден отложить отъезд. То же самое в воскресенье. Вечером ужин, я, осел, порвал билет на глазах у Нэнси Оакс во время ужина с Бемельманами на террасе отеля «Хасслер». Остался и в воскресенье. Поехал назад в понедельник. Много пил в последние дни. Встретил Дороти ди Фрассо, Михаэля Вашински (показал два фильма), Мерл Оберон, ее мужа, Орсона Уоллеса, Бемельманов и др., в последний день Наташиного итальянца Раймондо ди Ланца*.

Опять пил два вечера. Злился и стыдился. Боялся, что кто-то расскажет об этом Н. и ее реакции. Был очень расстроен. Нельзя мне так пить. Не хватает контроля и силы воли.

Приехали Зальц с Мариной. Со вчерашнего вечера здесь. Видел Файльхен. Теперь надо работать*.

10.09.<1948. Порто-Ронко>

Прекрасные, ясные осенние дни. Великолепные ночи с множеством звезд. В один из вечеров Эдгар Купфер, пять лет в Дахау. Рассказывал: заключенные между собой враждуют; добрый надсмотрщик часто из-за своего халатного отношения к использованию своей рабочей силы бывал наказан. Реакция после просмотра фильма ужасов: ты веришь происходящему, но это не стоит пятидесяти пфеннигов за вход. Союзники в Германии: жены нацистов спят с ними, и тех освобождают.