Повнимательнее, Картер Джонс! - Гэри Шмидт

Но Хеттинга покачал головой.

Следующий мяч я отразил далеко от калитки.

А следующий отбил в сторону боулера, и он мог бы улететь далеко. Но Сингх дотянулся до него кончиками пальцев, а Дженкинс его чуть не поймал.

Пока ноль очков.

Хеттинга снова покачал головой. Наверное, подумал: разве получится бетсмен из тупого шестиклассника?

Кто-кто, а Хеттинга совершенно не сиял рождественским светом.

А Сингх все это время типа как ухмылялся и время от времени тихо покрякивал, хоть Кребс и сказал ему: «Ты это брось».

И тут Сингх, все с той же ухмылкой, подал следующий мяч, и вот что я вам должен сказать: похоже, я все-таки начал вырабатывать глазомер, потому что мне показалось, что мяч летит ко мне в замедленном темпе и я точно знаю, какой будет отскок и когда взмахнуть битой.

И я взмахнул битой именно тогда, когда надо.

Мяч улетел в сторону каверов, и я заорал Хеттинге: «Дуй», и он пулей побежал ко мне, а я пулей к нему, и, когда мы добежали до калиток, Хеттинга заорал: «Дуй», и мы побежали обратно, и к калитке я вернулся с двумя очками.

Два очка!

И, может быть, я чуть-чуть переволновался. Потому что при следующей подаче я опять увидел, как мяч летит на меня в замедленном темпе, и я точно знал, какой будет отскок и когда взмахнуть битой.

Но мяч летел выше, чем я ожидал, зацепил верхнюю кромку биты и отрикошетил мне за спину довольно вяло.

– Дуй! – закричал Хеттинга и пулей побежал ко мне.

А я пулей побежал к его калитке, словно за мной гнались хищные динозавры, юркие змеи и рыщущие в подлеске крокодилы.

Я недавно говорил о «замедленном темпе». Так вот, вы не поверите, как это долго – бежать на дистанцию двадцать два ярда. Лет сто, не меньше, даже если Хеттинга, разминувшись с тобой, кричит: «Живей-живей-живей!»

И вы не поверите, каково это – дотянуться битой до поппинг-криза.

А потом обернуться и посмотреть на Сингха, рассчитывая на третью перебежку.

А потом – на Хеттингу: он стоял, сцепив руки на макушке.

А потом на ухмыляющегося Де Ла Пену – тот стоял рядом, держа мяч.

А потом на Кребса: он опустился на колени.

А потом услышать голос Дворецкого:

– Молодой господин Хеттинга выведен из игры. Команда «Индия», у вас остается один, последний овер.

Кребс встал. Положил на землю блокнот. Взял у Хеттинги биту. Легонько хлопнул Хеттингу по руке. Взмахнул битой невысоко – раз, два, три. Дошел до криза.

И посмотрел на меня.

Знаю-знаю. Это всего лишь крикетный матч на школьном футбольном поле в последнюю субботу октября. Нас слишком мало, чтобы укомплектовать две команды. На трибунах почти никто не знает правил. «Минитмены Лонгфелло» уже рвутся захватить поле – им ведь без разницы, кто победит, а кто проиграет. И, может быть, все это ничего не значит.

Но, глядя, как Кребс стоит, держа биту, уставившись на меня, я увидел далеко-далеко за его спиной мальчишку, который набрал сырых веток, долго возился с костром и наконец-то разжег огонь как надо, а потом его костер отфутболили далеко в мокрые заросли. Ох, лучше бы капитан Джексон Джонатан Джонс этого не делал.

Как бы мне хотелось, чтобы он этого не делал, – тогда все было бы…

– Ну, как ты…?

– Не позволяй сшибать перекладины, – сказал я.

Кребс улыбнулся. Захохотал во весь голос. А потом заорал: «Эй, повнимательнее, Картер!», и Сингх отдал мяч Дженкинсу, и Кребс еще пару раз размахнулся на пробу, и Дженкинс приготовился к подаче, и так начался наш последний овер.

Кребс не облажался.

Кребс справляется и сам – ему не надо напоминать: «Будь повнимательнее!»

И как же это было красиво.

На нас смотрели толпы зрителей – кстати, те два старичка в белых свитерах смотрели весь матч стоя. Смотрел мистер Дельбанко. Смотрели «Минитмены Лонгфелло». Смотрели «Сетонские барсуки». Смотрели – и вели съемку – телевизионщики с «Ю-зет-зет-эн». И знаете, даже ветер, даже лютый ветер – не такой, как во время австралийской тропической грозы, но все-таки сильный – даже ветер угомонился, словно тоже хотел посмотреть.

Смотрел мистер Лайонел Кребс, новый директор по спортивной работе в нашем школьном округе.

На Карсона Кребса смотрели все, а он в тот день махал битой так красиво, так красиво, что любой крикетист обзавидуется.

И по нему было видно: он способен на все, что требуется от бетсмена.

Он отбивал мячи дальше Де Ла Пены – тот был кавером.

И выше головы Хоупвелла – тот был мид-оффом.

И выше головы Дженкинса – тот был мид-оном.

Как же это было красиво. Крозоска перестал хлопать в ладоши и просто смотрел. Даже «Британия» и то иногда аплодировала. Вот насколько это было красиво: как он прикидывал, где отскочит мяч, как он следил за мячом в оба, пока не отбивал, как вытягивалась его рука, как мяч ударялся о биту, как расплывалась в глазах его белая фигура – казалось, между калитками он не перебегает, а перелетает.

И я тоже перелетал.

Он отбивал мяч и кричал: «Дуй», и я, даже не глядя на мяч, смотрел только на Кребса и бросался бежать по его приказу. Мы снова и снова мчались навстречу друг другу, и я очень-очень старался поскорее добраться до его калитки и вернуться к своей, чтобы Кребс оставался лицом к боулеру. Он только один раз отбил мяч себе за спину, и знаете, что тогда случилось? Он смотрел на меня и выжидал, пока я не крикнул: «Дуй», и тогда мы побежали. А когда ему подали последний мяч, он перехватил его после высокого отскока, и вел, вел, вел, и отбил его через границу, и Дворецкий крикнул: «Отлично сыграно, молодой господин Кребс – четыре очка!», и вся «Индия» завопила как безумная – понимаете отчего? И трибуны тоже вопили как безумные, и «Минитмены Лонгфелло», и «Сетонские барсуки». А Крозоска снова захлопал в ладоши. И новый директор по спорту вместе с ним.

А Дворецкий стоял на позиции мид-филда и смотрел на нас, скрестив руки на своем внушительном животе, а когда мистер Дельбанко подошел к нему пожать руку, Дворецкий пожал руку Дельбанко, и тут все игроки «Индии» и «Британии» подбежали к Дворецкому, и, по-моему, мы были готовы посадить его к себе на плечи, вот только он, знаете ли, дородный. А потом нас обступили «Минитмены» и «Барсуки», и тут ветер очнулся, спикировал на нас с низких облаков и обдал студеным холодом. Но это было неважно.

Крикетная команда восьмого класса подхватила Кребса – он же намного легче Дворецкого – и… Догадайтесь, кого еще они подхватили? И нас обоих унесли с поля на плечах, и мы смеялись и махали битами, а когда мы дошли до беговой дорожки, пришлось идти сквозь толпу, и все кричали «Ура!» и отпускали шуточки про крикет, хотя настоящих крикетных шуток никто не знал, и кто-то сунул Кребсу флаг, но не тот, а британский, но Кребса это не смутило, он передал угол флага мне, сам взял флаг за другой угол, и флаг стал реять на холодном ветру, и Кребс сказал: – Эй, Картер! – и я посмотрел на него, а он сказал: – Наши перекладины устояли! – а восьмиклассники из радиорубки над трибунами попросили всех очистить беговую дорожку, потому что пора начинать футбольный матч, и это отняло много времени, но в конце концов мы очистили беговую дорожку, и на этом мы завершили свой крикетный матч.