Златорогий череп - Стасс Бабицкий

кажется, что усами шевелит. А расплачивается хозяйка пивом. Думаю, и закуска вам за так достается. Это же ваши тетки торгуют? Или бабушки? Чужих хозяйка давно от порога погнала бы, а этих не трогает. Стало быть, либо делятся с ней прибылями — но что там делить с копейки-то? — либо уговор такой: не трогать старух.

— Шайта-а-ан! — уважительно протянул Кисин, который стоял поближе. — Ух, по душе мне такие фокусы! Ты, мил-человек совсем как этот… Про которого в газетах писали. Ну, помните, он турецкого шпиона в Москве изловил? Фамилия такая сладкая… Марципанов?

— Мармеладов, — подсказал его брат.

— Точно!

— Так это же, — начал доктор, но получил ощутимый пинок в лодыжку и сразу осекся, сделал вид, что нужно срочно отнести журнал на стойку.

Гончары переглянулись и зашептали, косясь на жабу — не услышит ли.

— Ладно уж, раз ты такой прозорливец, скажем в чем секрет. Уговор у нас с Нифонтовной простой: мы ей бесплатно вывеску лепим, а она нас за то месяц пивом угощает. Ну и бабок не шугает из-под окон. Все ты правильно угадал. Но есть один моментик. Кружку и рака мы нарочно делаем пустыми внутрех. Оболочка тонкая, недели три держится, а после чуть ветер посильнее об стену шваркнет — в черепки! Хозяйка за нами посылает: «Пейте сколько влезет, только сделайте новую!» А ежели слишком долго, значится, не разбивается, и у нас в связи с этим засуха… Так мы ночью камешек кинем, и утром опять в королях ходим!

— Это вы славно придумали, — одобрительно загудел Митя. — На каждую выжигу найдется кто похитрее.

— Вот надоумит кто-нибудь Нифонтовну повесить кованую вывеску, — щелкнул пальцами сыщик. — тогда и кончится ваше раздолье.

— Тс-с-с-с! Не приведи Господь, — братья перекрестились и допили остатки. — Ну, бывайте здоровы. Нам в мастерскую вертаться пора. А то батька сюда нагрянет, за волоса потащит.

Вятцев достал из жилетного кармашка свой хронометр. Присвистнул.

— Почти час дня! Мне в больницу надо ехать. А вы еще побродите или извозчика на всех разделим. Они сейчас ломят, как бешеные… Ай! Что вы делаете?

Мармеладов выхватил брегет из его руки. Не говоря ни слова, достал из кармана иллюстрированный план Москвы и расстелил на мраморной столешнице. На углы поставил по пивной кружке, чтобы не загибались.

— Что вы как сорока! Все блестящее на лету хватаете. Попросили бы. Что же я, откажу…

— Помолчите. Не сейчас.

— Но мои часы…

— Именно! — воскликнул сыщик. — Часы!

Он покрутил колесико, передвигая минутную стрелку к пятерке.

— Я все размышлял, как же Ираклий выбирает адреса для принесения ритуальных жертв? Понятно, что он разделил круг на двенадцать равных частей. Но как добиться точности, не усложняя жизнь лишними расчетами? Ведь, скажем потеряет Сабельянов карту… Он ведь годами свой план вынашивал, столько раз переезжал — на Кавказ, на раскопки, в Москве квартиры менял. Как очертить новый круг и чтоб все сектора совпали? А вот как!

Брегет лег циферблатом вверх в самый центр окружности, нарисованной на карте.

— И чего же я раньше не сообразил?! Марьяна ведь сравнивала Зодияк с часами!

Сыщик покрутил золоченый корпус, совмещая галочку, отмеченную на Малой Дмитровке, с цифрой двенадцать.

— Здесь обнаружили труп Стрельца. Дальше по кругу — цифра один. Совпадает с Козерогом. Двойка, тройка — идеально легли, А вот четверка… Чуть сместили точку на карте. Видимо, дом на Сыромятне не тот отметили.

Он достал из кармана огрызок карандаша, исправил прежнюю оплошность.

— Теперь самое важное!

Грифель провел линию вдоль минутной стрелки, через цифру пять и далее, до самого круга. На пересечении Мармеладов поставил жирную точку.

— Это рядом. За Таганской площадью!

XIX

Нарисованный луч привел на перекресток.

— Эх, незадача! — воскликнул Митя. — Четыре дома на четырех углах. И какой же выбрать?

Сыщик прошелся по нечетной стороне, приглядываясь к фасадам. Деревянный сарай пыжился произвести достойное впечатление, однако даже прибитый на крышу диван с надписью «Мебеля на заказ от надежных столяров» не спасал ситуацию. Его затмевали, подавляли и унижали купеческие палаты. Двухэтажный дворец с оригинальной надстройкой выделялся уже одной лишь причудливой лепниной в стиле барокко — пройди хоть всю Таганку, ничего подобного не встретишь! — но кроме того, по всему карнизу шла аршинная вывеска: «Фабрикант Гребенщиков. Фарфоры и лучшие фаянсы! Поставщик двора Его Величества». Последняя фраза выписана красными буквами, на зависть соседям. Этот козырь не сумели бы перебить ни торговцы модными шляпами из Панамы по удивительно дешевым ценам, ни кустари, предлагавшие земледельческие машины с гарантией. Мармеладов осмотрел их бледные лавки на противоположной стороне улицы. Вернулся к палатам. Заглянул в широкое окно и подозвал своих спутников:

— Тут он и положит следующую жертву!

— Точно?

— Восьмого апреля знак Тельца начинается, а здесь… Да вы сами посмотрите!

Прямо напротив входа бодались два быка саженной высоты. Левый был черно-белый, а правого раскрасили красным и синим. Скульптуру эту изготовили лет десять назад, к мануфактурной выставке, чтобы показать несокрушимую крепость русского фаянса, а после привезли из столицы и долго ломали голову, где ее лучше установить — в фабричном дворе или на крыше одного из цехов, но так и не решили. Тогда хозяин велел занести рогатых в дом, пусть-де временно постоят в передней. Они и прижились насовсем.

— Стало быть, сюда Ираклий и нагрянет. Надо Гребенщикова об угрозе предупредить!

— Знавал я в Петербурге одного Гребенщикова, — вспомнил Митя. — Песни сочинял приятные, хотя голосом Бог не наградил…

На торопливый стук вышел слуга. Проводил визитеров в диванную комнату — «Туточки погодьте!» — а сам ушел с докладом.

— Сегодня второе, — доктор считал в уме, но и пальцы для удобства загибал, — еще почти целая неделя до срока.

— Успеем ловушку подготовить.

— Уже придумал? — оживился почтмейстер, поворачиваясь к сыщику. — Сработает ли? Ираклий после схватки в торговых рядах сообразил поди, что ты его по карте выслеживаешь. Думаю, злодей понимает, что мы и сюда придем за ним.

— Верно, и обычный убийца наверняка выбрал бы другой адрес или просто плюнул на всю эту историю. Жизнь и свобода всяко