Восставшая Луна - Йен Макдональд

Вестибюль заполнен прибывающими и встречающими. Алексия проходит мимо них. Манинью включает карту апартаментов, но она полагается на более точные ощущения. Ей надо туда, где вечеринка громче всего. В вестибюле, прихожей, приемной все смотрят, как она ступает на шестидюймовых каблуках.

Последний раз она надевала каблуки, когда переодевалась горничной в отеле «Копа Пэлас». Туфли, юбка, блуза, сползающие колготки – все было слишком маленького размера. То, что на ней сегодня вечером, скроено точно по фигуре.

Метрдотель объявляет о ее прибытии. Все взгляды в салоне устремились на Алексию задолго до того, как женщина произнесла ее имя на гладком как шелк русском. Еще бы им не смотреть! Платье – футляр из блестящего атласа – настолько тугое, что Алексия едва может дышать. От выреза декольте до уложенной макушки на ней ничего нет, а сам вырез такой низкий, что платье не падает, похоже, лишь из-за благожелательности святых. Оперные перчатки до плеч. В таком наряде можно себя вести только как женщина-вамп. Платье и высота каблуков этого буквально требуют.

– Железная Рука! – восклицает метрдотель под восторженные аплодисменты. Алексия уже «прочитала» вечеринку: она увидела, кто будет к ней стремиться, кто будет мешать ей говорить с нужными людьми, а кто попытается соблазнить. Она берет мартини с подноса и бросается в бой.

Проходит целых полчаса, прежде чем Воронцовы делают первый шаг.

Он высокий, но они все высокие. Голубоглазый, подтянутый, сногсшибательно красивый. Они все такие. Алексия узнаёт его по заседаниям УЛА: представитель того молодого и уверенного в себе поколения, которое занимает верхний уровень зала, не сомневаясь в своей власти. Он носит строгую рубашку, жесткий белый галстук, фрак. Эталонный мужчина для Алексии. Воронцовы хорошо подготовились.

– Алексия Корта. – Он кланяется. Это очень привлекательно.

– Дмитрий Михайлович.

– Выглядите потрясающе. Не каждому идет стиль 1940-х, но вы – классический Голливуд. Истинная богиня экрана.

Алексия никогда не доверяла голубым глазам. В них можно заглянуть слишком глубоко, а то, что лежит на дне, всегда оказывается холодным и жестким. В голубых глазах Дмитрия Воронцова пляшет искра. «Лед или пламя?» – шепчет Алексия, обращаясь к Манинью. Прежде чем она успевает ответить на комплимент, Воронцов продолжает:

– Новая оболочка вашего фамильяра весьма… агрессивная.

– Она мне не идет?

– Идет, разумеется, но для Корта нехарактерно много металла.

– Такова моя суть.

– Железная Рука. Простите, я так и не одолел португальские носовые звуки.

– Мано ди Ферро.

Дмитрий уводит Алексию прочь из салона, в галерею, окружающую двор со сводчатым потолком. В центре двора – фонтан. Дмитрий увлекает Алексию на прогулку по аркадам с колоннами. По логике Святой Ольги это место должно располагаться в сердце города, но помещения просторные, и Алексия не испытывает клаустрофобии. Воздух по здешним меркам свежий, хоть и насыщенный одеколоном и «русской кожей» [24]. Дмитрий Воронцов пахнет так же сладко, как выглядит. Никто не попытался ее спасти.

– Меня всегда поражал этот титул. Такое стоило бы придумать нам.

– Это не титул, и я его не выдумывала, – говорит Алексия. – Мано ди Ферро – мое апелидо, прозвище. В Бразилии у каждого есть апелидо. Но его нельзя дать себе самому, это должны сделать другие. Мано ди Ферро – старое шахтерское прозвище из Минас-Жерайс, которое означает самого крутого шахтера. Первый класс, высший сорт. Настоящий мужик.

– Или женщина.

Дмитрий Воронцов мягким прикосновением направляет Алексию к повороту галереи. У него, как она замечает, наманикюренные ногти.

– Мой прадед Диогу был первым Мано ди Ферро. Это прозвище передавалось внутри семьи. Но после двоюродной бабушки в моей ветви не было других Мано ди Ферро.

– Адриана Корта, – говорит Дмитрий Воронцов. – И теперь вы. Скажите, Железная Рука, кто дал вам такое имя?

– Лукас, Орел Луны.

– Вижу, ваш бокал пуст… – Его пальцы задерживаются на ее руке на мгновение дольше положенного, когда он забирает бокал. – Хотите повторить? Или останемся здесь, подальше от шума? Надо признаться, вечеринки меня утомляют.

Ах, сладкоголосый лжец…

– Хочу повторить, – говорит Алексия.

– Тогда позвольте мне освежить ваш бокал.

Манеры Дмитрия безупречны, как и его костюм, но он потерпел неудачу. Ведя Алексию по галерее обратно на вечеринку, он переводит светскую беседу в русло гандбола.

– Я так поняла, здесь это популярно.

– О, я без ума от игры, – признается Дмитрий. – Мы в Святой Ольге все такие. Я раньше играл, а потом стал владельцем. «Святые», вы о них слышали? Я должен отвести вас на матч. Вы не поймете Луну, пока не поймете гандбол.

– С удовольствием, – говорит Алексия. – Когда-нибудь. Я раньше играла в волейбол. Он популярен в Рио. Пляжный волейбол. В нелепо маленьком и обтягивающем бикини. С именем, написанным на заднице.

Она никогда в жизни не играла в пляжный волейбол.

Она ускользает от Дмитрия Воронцова, не оглядываясь, и сама берет мартини с подноса. Вечеринка распахивает ей объятия. Приветствия, комплименты, вежливые обращения. С мальчиком не вышло, – значит, теперь попробуют девочку. Алексия уже ее заметила: незнакомка украдкой наблюдала через зал и отвернулась, ощутив на себе взгляд Железной Руки. Большие карие глаза, коричневая кожа, роскошная шевелюра. Кремовый шелк и жемчуга. Она на правой стороне вечеринки, Алексия – на левой, и встреча происходит у фонтана с водкой.

– Вы меня поймали, – говорит незнакомка текучим, волнующим контральто. – Я в этой игре не так хороша, как Дмитрий. – Рука в перчатке. – Ирина Эфуа Воронцова-Асамоа.

Ирине, обладательнице обольстительного голоса, семнадцать лет, родилась в Святой Ольге. Ее отец – Иван Иванович, племянник Евгения Григорьевича. Мать – Пейшенс Куарши Асамоа, кузина Лусики Асамоа. Манинью демонстрирует Алексии, какова ее степень родства с Ириной. Сложность обескураживает.

– Я думала, Воронцовы и Асамоа – исторические враги.

– Это верно. – Ирина Асамоа могла бы читать вслух машинный код, оставаясь очаровательной. – Люди вроде меня – воплощение мира. – Она ступает в шелесте кремового шелка к балкону, выходящему на глубокий внутренний двор, мерцающий от биоламп. Придвигается к Алексии, на грани интимности.

– Так кто же ты? – спрашивает Железная Рука.

– Я не поняла.

– Воронцова или Асамоа?