Что было пороками, стало нравами - Сергей Исаевич Голод

Глава 8

СЕКСУАЛЬНАЯ ЭМАНСИПАЦИЯ ЖЕНЩИН И ПРОБЛЕМА ДРУГОГО{81}

Канул в Лету XX век. В течение столетия интеллектуальные и деятельные женщины стремились реализовать свою дерзкую мечту — перестать быть объектом{82}. Фактическая картина далека от ожидавшейся активистками эмансипаторского движения. Ее в общих чертах еще в конце 40-х годов обозначила Симона де Бовуар: «Быть женщиной — значит сегодня для автономного человеческого существа сталкиваться с особыми проблемами» (Бовуар 1997: 761). Мысль не назовешь прозрачной, но одно несомненно: завоевание женщиной собственной инакости — процесс протяженный и далеко не бесконфликтный. Симптоматично, что три десятилетия спустя американская феминистка — К. Миллетт — констатировала, по сути, ту же мысль: «За женщиной по-прежнему отрицается право на сексуальную свободу и биологический контроль за собственным телом — посредством культа девственности, двойного стандарта, запрета на аборт» (Миллетт 1994: 169). Не правда ли, вырисовывается мрачноватый, патриархально окрашенный миропорядок? Пессимистическая оценка ситуации в принципе объяснима, однако разделить ее целиком было бы неверно.

Не требует сколько-нибудь детальных доказательств, что все перечисленные (как, впрочем, некоторые другие) традиции, обычаи и стереотипы были переосмыслены под влиянием сексуальной революции 60-х годов прошлого столетия. Как хорошо известно, революция способствовала демистификации эроса, превратив его в автономную (от матримониального и прокреативного поведения) сферу. Ныне экономически самостоятельная, политически равноправная женщина свободнее определяет и свой стиль жизни, и сексуальную идентичность, и эротические предпочтения. По этому поводу на Западе появилась широкая гамма публикаций: от А. Кинзи до У. Мастерса, от К. Миллетт до Ш. Хайт, от П. Сорокина до А. Гидденса.

Сексуальные трансформации и их влияние на судьбу женщины актуальны и для нашей страны. Между тем отечественная литература по данной проблематике не столь богата, и уж совсем незначителен добротный полевой материал (см.: Голод, Кузнецова 2002). Исходя из последнего замечания, буквально пунктирно обозначу эмпирические закономерности, характеризующие эротику российского населения по преимуществу в гендерном разрезе.

В середине 60-х годов 20-го столетия мною были выявлены в молодежной среде признаки отхода от «двойного» сексуального стандарта (см.: Голод 1968а). Предполагалась и дальнейшая либерализация морали. Более поздние изыскания во многом подтвердили эти экспектации. Причем среди девушек интенсивнее, чем среди юношей, росло число лиц, оправдывающих практику вступления в сексуальные отношения, не сопрягаемую с браком или деторождением, и, напротив, уменьшалось число осуждающих. Говоря конкретнее, у первых позитивная оценка выросла с 38% до 80%, в то время как негативная снизилась с 30% до 3%; динамика показателей у вторых такова: 53% против 72% и 17% против 4%. Под влиянием приведенных индексов, что неудивительно, складывалось впечатление о торжестве единого стандарта в молодых поколениях. Такое умозаключение надо признать поспешным: оно не согласуется с целым рядом фактов, имеющихся теперь в моем распоряжении. Внесу ясность. Студенты (1995 г.) оправдывали для себя нелегитимную сексуальную практику в 70 случаях из 100 и только в 4-х ее осудили, тогда как для женщин эти показатели составили соответственно 60 и 10 на каждую сотню. В свою очередь, 80% студенток оправдывали указанную практику для себя при минимальном осуждении — таковых было лишь 3%, для мужчин же соответствующие пропорции оказались 89% к 2%. Зададимся вопросом: не противоречат ли друг другу представленные ряды? По большому счету — нет. Одно дело артикулировать нравственные установки своего пола абстрактно, иное — соотнести себя как представителя определенного пола с противоположным и тем самым вольно или невольно столкнуться и преодолеть традиционную иерархическую систему.

Остановлюсь столь же бегло на сюжетах, касающихся «зрелой» сексуальности — брачной и адюльтера (детально о них речь пойдет в гл. 9 и 10). Что касается брачной, то здесь в процессе физической близости супруги проявляют себя по одной из двух стратегических линий: либо господства/подчинения, либо сотрудничества. Интерпретируя «Сонник» Артемидора, М. Фуко замечает: «Совокупление, с его несколькими позами и, главное, полюсами активности и пассивности, оказывается инстанцией, в гораздо большей степени сообщающей определенное качество половому акту, нежели тело с его различными частями и удовольствие с его качествами и интенсивностями» (Фуко 1998: 36). Иными словами, глубина и качество сексуального переживания каждого из партнеров зависят от меры их активности в половом акте. В патриархальной культуре инициативность (в том числе и в выборе позы) предписывалась, исходя из общественного и семейного статуса, мужчине. Какова сегодняшняя диспозиция? Согласно опросу, проведенному в Санкт-Петербурге (1998 г.), более половины мужей (60%) акцентируют традиционную активность в сексуальных контактах и только 2% открыто предпочитают держаться в тени (образно говоря, «позу лентяя»). Принципиально такой же расклад подтверждается и высказыванием жен — 63% против 4%. Одновременно каждая пятая женщина не скрывает свою инициативу в супружеской эротике; больше того, согласно информации мужей, эта цифра достигает 30%. «Викторианство» («уважающая себя дама не должна шевелить бедрами в постели») демонстрируют всего 8% петербурженок, с чем солидаризируются и того меньше их супругов — 5%. Еще большая противоречивость мнений прослеживается в Туле (1999 г.). Свою «исконную» роль отстаивают почти 80% туляков, при фактическом отсутствии индифферентных. Женщины, хотя и не вполне разделяют такое мнение, в конечном счете соглашаются с преобладающей активностью мужей (70% к 3%). В супружеской эротике деятельную позицию признала почти каждая пятая женщина и только 10 из 100 по-прежнему придерживаются «викторианской» практики. Туляки, со своей стороны, оценивают роль женщины в сексуальных отношениях более оптимистично: 40% против 7%. Несмотря на некоторое разночтение, можно, не боясь ошибиться, утверждать, что в супружеских гендерных сексуальных сценариях и репертуаре не отмечено радикальных перемен. Вместе с тем некоторые сдвиги трудно проигнорировать: они, в частности, характеризуются подспудным вытеснением мужчин с, казалось бы, незыблемых природных позиций. И эта тенденция будет разрастаться, правда, каковы ее пределы, сегодня не дано предугадать. Но одно понятно — трансформация необратима{83}. Не подлежит ни малейшему сомнению и следующее — так как активность вознаграждается эротическим наслаждением, то последнее, в свою очередь, будет интенсифицировать конкуренцию между супругами за завоевание ведущих позиций. Посмотрим, действительно ли эротическая инициативность коррелирует с наслаждением.

В Санкт-Петербурге более половины мужчин, приписывающих себе активность в супружеской сексуальности, расценивают ее результат как наслаждение и лишь 3,5% затруднились высказаться определенно по этому поводу. В то же время мужья, из числа вставших на «тропу» сотрудничества (не проявляющих ни ярко выраженной активности, ни