Под откос - Дмитрий Грунюшкин

Он переступил с ноги на ногу, отрешенно глядя на заложников.

– Возможно, для этого кому-то придется умереть. Возможно, это буду я. И те люди – ваши люди! – которые сейчас смотрят на меня, и ждут твоего ответа. Вы научились врать. Вы сумели весь мир убедить в том, что теперь там все хорошо. Я напомню миру, что все не так. Что чеченцы никогда не смирятся с поражением.

Руслан помолчал несколько секунд.

– Вы пропустите меня в Москву! Пропустите сами. Организуете поезду зеленую улицу. А на вокзале нас будут встречать журналисты всего мира. Там я скажу им все, что хотел сказать. И сдамся. Тогда вы можете меня убить. Мое слово будет свободным. Ты можешь это сделать, генерал?

– Это непросто, но возможно, – согласился Трофимов. – До Москвы больше суток езды, мы успеем все подготовить.

Из динамиков раздался хриплый смех, в котором не было ни грамма веселья.

– Ты хочешь меня обмануть, генерал. Но мы уже давно вам не верим на слово. Поэтому тебе ПРИДЕТСЯ выполнить то, что ты обещаешь. Я подстраховался. Ты помнишь про БОМБУ? Ее инициирующий заряд уже активирован. Одно неосторожное движение с вашей стороны – и вместо поезда и трех сотен людей вырастет гриб. И вам не удастся выдать его за обычное крушение поезда или несчастный случай. Это будет ЯДЕРНЫЙ взрыв. Об этом узнают во всем мире сразу же. Вы никогда не отмоетесь. А чтобы у вас не было соблазна и это списать на случайные обстоятельства, наши воины приготовили вам сюрприз, о котором я ничего пока не скажу. Вам придется просто поверить мне. Ты веришь мне, генерал?

– Слову горца нельзя не верить, – убийственно серьезно провозгласил Трофимов, за что тут же удостоился втыка «за провокацию» от Храмцова.

– Тогда слушай, как мы поступим с тобой дальше. Этот поезд нельзя остановить!

Голова лопалась от невыносимого грохота. Леха оглох и ослеп. Он потерял ощущение времени, и не только не мог понять, сколько он уже тут висит, но даже где он и что он тут делает. Он понимал только одно – надо выбираться.

Легко сказать. Но он уже не чуял ни ног, ни рук. Каким-то чудом он вывернулся из-под вагона и лихорадочно зашарил свободной левой рукой по стенке, нащупывая, за что бы зацепиться. Пальцы натолкнулись на пристегнутую к стене цепочкой лестницу, и намертво в нее впились.

Оглушительно лязгала сцепка, ее судорожные удары долбили по черепу, казалось, изнутри. Он фактически наугад высвободил из железных ступеней трапа одну ногу. Мозг подавал приказы ей в одностороннем порядке, не получая отклика. Алексей мог только надеяться, что нога, ставшая вдруг такой самостоятельной, делает именно то, что он от нее хочет. Ведь если не так, если она провиснет и хоть слегка зацепится за несущийся под ним щебень насыпи, его просто сорвет с вагона и размажет по полотну тонким слоем.

По миллиметру, по сантиметру отвоевывая пространство полупарализованным телом, он выкарабкивался. Перед глазами мельтешили шпалы, сливаясь в призрачный частокол – глаза уже привыкли к темноте, и едва заметный свет подкрадывающихся утренних сумерек выписывал доселе невидимые детали.

Наконец, он смог выпрямиться на трясущихся ногах, и, помогая второй рукой, снял с кисти петли ремня. Даже в темноте опухшая без притока крови кисть казалась огромной и почерневшей. Худо дело, как бы «антонов огонь» не словить! Леха не знал, что провисел под вагоном какие-то пять минут. Для него прошла целая вечность.

Он попытался пошевелить пальцами. Откликнулся, да и то робко, еле-еле, только безымянный. Леха принялся растирать пострадавшую конечность. Помогало слабо. Но все же в пальцах затеплилась жизнь. Сначала чуть-чуть стало покалывать подушечки, потом уколы стали разрастаться и слились в яростный огонь, от которого Никифоров чуть не заорал. Но боль – это жизнь.

А вот трясти начинало все сильнее и сильнее. В опустевшей голове вяло шевелились разрозненные мысли. Он замерзал. Летом! Но не стихающий холодный ветер выстудил его до дна. И организм работал на инстинктах, которые говорили, что надо спасаться.

Леха полез наверх. Сначала зацепился за скобу здоровой левой рукой. Потом во вторую скобу просунул всю кисть правой, потому что пальцы еще не слушались. Он скреб ступнями по металлической стене, извивался червем, но настырно полз вверх.

Он был так измучен и опустошен, что даже не помнил, зачем и почему он полез под вагон, что он там оказался не по недоразумению, а ПРЯТАЛСЯ!

Мысль о «загонщике» не то чтобы вовсе испарилась из его мозга, но она теплилась где-то на самых задворках сознания, по соседству с имеющимися, но не востребованными знаниями о том, что в мире есть три закона Ньютона, арабо-израильский конфликт и проблема фертильности современных женщин.

Все мировосприятие сузилось до одного конкретного действия, от которого зависела жизнь. ВЫБРАТЬСЯ НА КРЫШУ ВАГОНА.

Железо вагонной обшивки уже не холодило остывшее тело. Он ободрал грудь и ребра о неплотный стык железа, но не почувствовал этого. Ноздрей коснулся нестерпимо знакомый запах. ТЕПЛЫЙ запах. Это из трубы потянуло угольным дымом. Еще несколько усилий – и он выбрался на крышу.

И тут ему с жестокой ясностью стало понятно – это только начало испытаний. До того момента, когда станет тепло и можно будет расслабиться и отдохнуть, еще очень долго.

Вагон метался под ногами, как взбесившийся, пытаясь сбросить его со своей спины. Леха сцепил трясущиеся уже крупной неостановимой дрожью зубы, поднялся и, пригибаясь, двинулся в сторону хвоста поезда. Он не мог сейчас ответить логично даже себе – зачем он идет именно туда.

Но инстинкт двигал его в верном направлении.

– Мы не собираемся вас останавливать, – заверил террориста Трофимов.

– Ты меня не понял, генерал, – усмехнулся голос из-под потолка. – Это не просто мое условие. Поезд действительно нельзя останавливать. Бомба… ты помнишь про бомбу? Так вот – бомба «завязана» на GPS-приемник, настроенный так, чтобы фиксировать скорость. Ты ведь знаешь, как он работает? Его нельзя обмануть. Он берет информацию со спутников. Как только поезд замедлится больше, чем мы выставим на приемнике – бомба взорвется. Ты понял меня, генерал?

– Я понимаю тебя, Руслан, – бесстрастно отозвался Трофимов, хотя в груди его все заледенело.

– Грамотный пошел террорист, – негромко прокомментировал майор Жердев.

– А вы думали, что воюете с папуасами? – тут же со смешком отозвался Руслан.

Геннадий Михайлович с такой яростью зыркнул на неосторожного технаря, что тот побледнел, и на цыпочках отошел подальше, зажимая рот рукой.

– Короче, вы сейчас расчищаете нам путь. Чтоб ни одна собака не стояла у нас на дороге! Попробуете штурмовать – пеняйте на себя. У меня зенитчики на крышах. И возле бомбы сидит шахид. Ему даже не нужно нажимать кнопку. Он ее уже нажал. Теперь ему достаточно ее отпустить. И бомба взорвется. Понял?

– Да.

Руслан наслаждался своим бенефисом. Он чувствовал настоящий восторг, как артист на сцене.