Я буду первым - Натали Лав

ей еще по следователям шастать.

— Пошли, — обращается уже к нам с отцом и первым заходит в дом.

— Где она? — спрашивает у меня.

— Там, — указываю на комнату, — Спит.

— Ступай, разбуди. Домой нам пора.

У него звонит сотовый.

— Да, Дин. Нашел я, нашел. Успокойся, сейчас привезу.

Я отступаю в комнату. Может, пока он разговаривает с женой, мне удастся поговорить с Леной?

Она уже проснулась. Сидит на кровати, завернувшись в одеяло, бледная и взъерошенная.

— Сергей приехал? Где я?

Наблюдает за мной как за сумасшедшим. С опаской. Просто с ней мне теперь не будет.

Решаю сначала ответить на последний вопрос.

— Ты у меня дома.

Делаю несколько шагов к кровати. Она сильнее прижимает к себе одеяло.

— Зачем?

— Я поговорить хотел.

Опускает глаза и снова спрашивает:

— Там Сергей приехал?

— Да.

— Где моя одежда?

Вот так сразу она собирается удрать?

— Лен, я понимаю, ты, вряд ли, захочешь меня слушать, но я хочу хотя бы попытаться объяснить…

Она перебивает:

— Ты прав, я не захочу. Я жалею о каждой секунде, что провела с тобой.

Эффект от этой фразы посильнее, чем от удара в глаз.

Как-то надо исправить, преодолеть пропасть между нами. Шагаю к ней. Руки сами тянутся к ее телу, ложатся ей на плечи.

Во рту пересыхает, грудная клетка ходит ходуном.

— Лен, я люблю тебя.

Правда слетает с языка с трудом, разрывая сердце.

Она по-прежнему на меня не смотрит.

— Не трогай меня, пожалуйста.

Она меня не слышала?

— Я люблю тебя, — повторяю, надеясь, что все еще можно исправить.

Вот теперь она вскидывает на меня взгляд. А в нем — лед.

— Мне все равно.

Хватаюсь за последнюю ниточку, что связывает нас.

— Ты беременна.

Её взгляд становится холоднее.

— Мне не нужен твой ребенок. Я сделаю аборт.

Дышать становится почти невозможно. Неужели она сможет стать настолько жестокой?

— Не надо.

Больше ничего не успеваю сказать. В комнату заходит Давлатов

— Привет. Ты как? — спрашивает он у нее.

Она стряхивает мои руки со своих плеч.

— Увези меня отсюда.

Давлатов и сам не желает здесь находиться. Он отодвигает меня, подхватывает девушку, завернутую в одеяло, на руки. И уносит прочь. Из этого дома. И, похоже, из моей жизни тоже.

— Ленка, выслушай меня! — кричу я им вслед.

Но Давлатов не останавливается. Его не смущает отсутствие у нее одежды. В салоне автомобиля наверняка тепло.

Еленка мне ничего не отвечает.

Во дворе мне остается только смотреть, как мужчина устраивает девушку в автомобиле и сам скрывается в салоне. Затем кортеж из нескольких машин уезжает с улицы. А я стою под крупными хлопьями мокрого снега, не в силах принять, что это — конец.

В конце концов, отцу это надоедает. Он хлопает меня по плечу.

— Домой зайдем. Выпить есть?

Как неживой иду за ним. Не понимая, что делать дальше.

Папа достает бутылку. Кажется, с виски. Два стакана. Наливает спиртное. Сует один стакан мне.

Запах заставляет меня поморщиться от отвращения.

— Не буду.

— Пей давай. Не думал, что после твоего загула, сам тебе эту дрянь наливать буду. А вот пойди ж ты…

Может, правда, станет, чуть легче?

Выпиваю.

— Она сказала, что аборт сделает, — говорю первое, что причиняет наибольшую боль.

Отец тоже выпил, сунул в рот кусок ветчины и произнес:

— Ничего она не сделает. Ты, сынок, после такого выступления на "бис", чего хотел от нее? Реально думал, что она бросится тебе на шею?

Он качает головой, не веря в такую наивность.

— Дай ей время остыть. Правда, я, хоть ты меня убей, не понимаю, как ты сможешь ей объяснить, ради чего собирался так с ней поступить. И чтоб в результате, она тебя простила.

Меня немного успокаивает то, что он говорит насчет беременности девушки.

А насчет всего остального… Кажется, пришло время грызть локти.

Кирилл

Я не смог найти Давлатова в офисе. Вопрос, который я хотел с ним решить, нельзя было отложить. И я поехал к нему домой.

Не успел зайти в гостиную, как столкнулся с Диной. Женщина была очень взволнована. При виде меня, на ее лице отчетливо проявилось разочарование.

— Я не вовремя?

Она отвернулась, пытаясь скрыть волнение, и ответила:

— Я Сергея ждала.

Мне кажется, в таком состоянии я не видел ее ни разу.

— Что-то случилось?

Дина явно не хочет рассказывать.

— Я Сергея жду.

Не собираюсь проявлять излишнего любопытства, однако очевидно, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

У входной двери раздается шум. Мы выходим в коридор, и вижу Давлатова, несущего на руках полуголую Еленку.

— Сергей Владимирович, поставьте меня. Со мной ничего страшного не случилось.

Он опускает девушку на пол. Дина устремляется к ней.

— Дочка, как же я испугалась!

Лена замечает меня и говорит:

— Мам, пойдем наверх.

Они уходят.

Давлатов обеспокоенно провожает их взглядом, потом спрашивает у меня:

— Тебе что нужно?

— Расписаться на документах. Срочно.

— Нашел время. Ладно, в кабинет пошли.

— Да что произошло?

Уже в кабинете дядя отвечает:

— Приятель твой совсем свихнулся. Лену похитил и в какой-то притон хотел продать. Только у нас с его отцом все наладилось. И вот — на тебе! С чего только, никак не могу понять. Ты, случайно, не знаешь?

Я с трудом перевариваю информацию. Мне не верится в то, что слышу. Платон? Лену? В притон? Это не укладывается в голове. И я все жду, когда Давлатов скажет, что это шутка. Но он не говорит. И хотя дядя не назвал имени, я уверен, что речь идет о Хромове.

И причину, по которой он так поступил, я знаю. Мне бы промолчать. Но чувство вины не дает. Я не думал, что моя злость на весь мир материализуется и почти приведет к беде. Честно, я вообще не думал. В тот момент спирта в моем организме было больше, чем моей собственной крови. И оттого, что у Платона и Лены все может получится, нутро сводило от зависти. Недостойно. Низко. Подло. Я сам от себя не ожидал такого поступка. Но сделал.

— Это я виноват. Платон прилетал ко мне на Ямайку. Ему кто-то наплел, что Еленка мутит и со мной, и с ним. А он последнее время на ней повернут. Я ему соврал. Сказал, что она ко мне в больницу приходила и я там с ней… Короче, что мы там чпокались.

После этой фразы мне прилетает хороший такой подзатыльник, от которого я втягиваю голову в плечи, не в силах поверить, что он меня ударил. Он никогда не поднимал на меня руку. Ни