Дьяволы с Люстдорфской дороги - Ирина Лобусова

Застрочил пулемет. Пули прошили Туза и Бублика навылет. Пулеметная очередь разрывала тела в клочья, и с каждым патроном в воздух вылетали кровавые клочки мяса. Ни Туз, ни Бублик так и не успели осознать, что произошло. Кровь из уже остывающих тел брызнула на разложенные на столе деньги.

Бандиты только и успели, что вскочить со своих тюфяков. Пулемет передвинулся вглубь и застрочил с новой силой. Крики слились с выстрелами точно так же, как кровь и остатки еды. Меньше чем за пять минут все было кончено. Старая чадящая лампа над столом освещала жуткое, кровавое побоище.

Пулемет упаковали в чехол. Пока люди в масках возились с ним, в дверях появилась женщина с коротко стриженными волосами и в длинном кожаном пальто, в которой без труда можно было опознать Марию Никифорову. Даже не поморщившись при виде крови, она обошла стол. Уставилась в мертвое лицо Туза. За ее спиной возник человек в маске.

– Это он, Туз, – человек нерешительно, словно смущенно, кашлянул, – но я не понимаю зачем… Безвредный он был… Как он мог помешать нашим планам…

– Знаю, что не понимаешь, – Никифорова усмехнулась, – а между тем все просто. Теперь банды Молдаванки и Слободки сцепятся друг с другом, и между ними начнется война. Они перебьют друг друга и не будут мешать нашим планам захватить город. И потом – всей этой уголовной сволочи не место в новом революционном обществе! Мы должны очистить мир от таких, как они. И мы это сделаем!

– Но уголовников в Одессе 20 тысяч человек…

– Вот поэтому и нужно их стравить. Пусть убивают друг друга, пока мы зарабатываем деньги для восстания. Уголовники будут заняты своей войной и не станут мешать нам.

– Но как они пойдут друг на друга…

– Да ты совсем тупой! Смотри: Корня убил Туз. Теперь банда Корня ворвалась в логово Туза и всех покрошила из пулемета. Этого достаточно, чтобы началась война. Молдаванка и Слободка терпеть друг друга не могут. Им только нужно дать повод, чтобы они перегрызли друг другу глотки. И мы его сейчас дадим.

Никифорова что-то достала из кармана и бросила на труп Туза. Ее помощник не выдержал:

– Что это?

– Алмаз и кольцо. Алмазная – так сейчас кличут девку, которая возглавила банду Корня. А кольцо – дешевка, такое носят все девки с Молдаванки. Случайно потеряла, когда убегала. Всё, разговоров довольно. Пора уходить. Выстрелы могут привлечь внимание.

– Да тут поблизости нет никого.

– Мы строим новое революционное общество и рисковать не имеем права!

Никифорова и ее люди исчезли из дома так же внезапно, как появились. Лампа продолжала чадить. В ее свете хищно блестел крохотный алмаз и дешевое колечко с синим камешком «сердечные глазки».

Позже тюремные охранники той, ночной, смены так и не смогли вспомнить, кто впервые заговорил о кирпичах, лежащих за стенами. Они там были делом привычным – в Тюремном замке время от времени проводились строительные работы, на которые всегда находились деньги. Странным было другое: то, что кирпичи находились за оградой с внешней стороны здания.

Об этом двум своим товарищам по ночной смене рассказал охранник тюрьмы, который как раз шел на ночное дежурство.

– Опять дыры латать будут, – недовольно проворчал он в караулке, – им бы деньги списать, а нам – головная боль! Ну на кой черт сейчас тюрьму ремонтировать?

– А что ремонтировать-то будут? – машинально спросил один из охранников, просто так, чтобы поддержать разговор.

– Да черт его знает! Смотровую вышку, наверное. Со стороны дороги кирпичи наложены.

Поговорили – и забыли. Только опытный охранник не обратил внимание на одно странное обстоятельство: на вышке по-прежнему находился часовой, словно можно разбирать и ремонтировать вышку с человеком почти на крыше! Но это ему в голову не пришло. А когда в караулке он взял свое ружье и заступил на пост, странные ремонтные работы к ночи просто вылетели из его памяти.

Страшные, тяжелые времена переживала тюрьма, и охранники, и заключенные испытали на себе эту тяжесть. Безвременье, безвластие привели к полной потере контроля над тюрьмой, и вдруг оказалось, что неизвестно, какая из трех властей станет главной. Ведомственное учреждение спихивали друг на друга – то на представителей Временного правительства, то на очередной совет. Гайдамаки же и вовсе от тюрьмы открещивались, как от самого черта.

Охранники перестали получать жалованье. Заключенных прекратили кормить, так как никто не выделял больше для этого средств. Еду стали закупать исключительно благодаря пожертвованиям, личными усилиями начальника тюрьмы, но на всех ее не хватало.

Часть заключенных пришлось выпустить. И скрепя сердце начальник тюрьмы лично велел отправить на волю тех, кто сидел за нетяжелые преступления. Эта мера, по личному его распоряжению, не касалась политических и убийств. Все же остальные, в том числе и огромная армия воров, оказались на свободе, где тут же влились в криминальную армию Одессы. Каждая банда серьезно пополнилась вышедшими из тюрьмы людьми.

Самые же «тяжелые» по-прежнему оставались в застенках. Однако новые времена даровали им невиданную прежде вольницу. Разом потеряв весь интерес к службе и предпочитая получить несколько мелких монет за оказанную услугу, охранники невероятно смягчились, а заодно смягчили правила и порядки. Заключенные теперь свободно разгуливали по тюрьме и навещали друг друга в соседних камерах, которые запирались только на ночь.

Ходили слухи, что тюрьму вскоре окончательно закроют, охрану расформируют, а всех заключенных выпустят. Это полностью подавило дух охранников, остаться без жалованья в штормовой военной Одессе действительно было страшно, поэтому они и вовсе принялись относиться к своим обязанностям спустя рукава. А некоторые даже пытались наладить связь с бандами через своих бывших подопечных.

Допросы не проводились, новые люди в тюрьму не попадали, политических никто не бил. В тюрьме больше не было палача – нового так и не нашли, а затем и вовсе отпала в нем надобность, когда в тюрьме прекратились проводиться экзекуции. Тюремный режим рухнул.

И жизнь для заключенных в новых условиях могла бы показаться весьма комфортной, если бы не острая нехватка продуктов. Кормили их теперь два раза в день, а порции сократили до минимума. И даже те из заключенных, кто имел деньги и хотел купить продукты, не мог это сделать – попросту было негде. Голодали вместе – и заключенные, и охранники.

А еще через время, как раз к середине марта, охранники и бывшие надзиратели стали разбегаться. Некоторые даже прихватывали с собой оружие. Впрочем, побегами не занимался никто. Не было власти, способной следить за всем этим. Каждой из трех властей было не до тюрьмы, каждая махнула на нее рукой. И очень скоро страшный Тюремный замок на Люстдорфской дороге превратился в какую-то совершенно уж непонятную обитель, больше похожую на гостиницу, чем на тюрьму. Новые порядки почти полностью уничтожили существующий годами тюремный институт.

И если в тюрьме оставалось еще несколько охранников, то исключительно по их личному желанию, а не потому, что они были верны своему долгу и непонятно какой власти.