Подвеска пирата - Виталий Гладкий

Наконец, он сумел выследить Карстена Роде. Это по его поручению Смага — отменный стрелок из арбалета — устроил на капера засаду.

Но дальше все пошло наперекосяк. Кто же думал, что сумасшедший датчанин к тому же такой хитрец? Мало того, что Третьяк едва не отправил Смагу на тот свет, так капер еще и не вернулся на постоялый двор, где его с нетерпением поджидал сам Гедрус Шелига с остальными подручными. Предусмотрительный, дьявол его дери!

Пришлось наниматься на корабль, благо была вакансия. А что оставалось делать? Уйдут каперы в море, и ищи-свищи потом этого Голштинца по всем тавернам Курляндии и Дании. И все бы хорошо, да вот беда: верные псы капитана, московиты Третьяк и Пятой, не отходят от него ни на шаг. Даже спят в каморке возле каюты Карстена Роде. А бойцы они знатные. И чуткие, как гуси, которые спасли Рим.

Гедрус Шелига решил ждать удобного момента. В море до капитана ни ему, ни его помощникам не добраться. (Нет, убить датчанина, конечно, можно. Да вот только Литвина не устраивала перспектива болтаться потом повешенным на нок-рее.) Значит, нужно ждать пиратского загула в портовой таверне после удачного разбоя. По пьяной лавочке можно спроворить дельце тихо и чисто — комар носа не подточит.

Увы, похоже, надеждам этим сбыться не суждено. Гедрус Шелига плохо разбирался в морском деле, но даже со своими скудными познаниями он понял, что «Рыжий лис» лезет прямо в пасть ко льву с тремя коронами, нарисованному на полосатом сине-белом флаге шведского корабля. Скоро лев щелкнет клыками, и Гедрус Шелига со всей своей иезуитской хитростью и непревзойденной способностью выходить сухим из воды в самых сложных житейских ситуациях на сей раз пойдет ко дну.

«Жаль... чертовски жаль! — философски подумал Литвин. — Все могло быть прекрасно... Жизнь и так коротка, а я, идиот, своими руками урезал ее до размера мышиного хвостика. Ну что же, коль пришла пора умирать, нужно по крайней мере уйти достойно. Труса праздновать надо было раньше — когда герцог делал мне свое предложение».

И залп грянул! Два ядра перелетели через пинк, но большая часть их ударила в его корпус, сделав из него решето. Судно содрогнулось, и, как показалось Карстену Роде, жалобно вскрикнуло. А затем в трюм хлынула забортная вода, и корабль начал тонуть.

— Откачивайте, сучьи дети! — заорал он на Барнабу и Недана, которые словно остолбенели — стояли и глупо хлопали ресницами. — Откачивайте, якорь вам в глотку!

Видимо, грохот пушечных выстрелов оглушил новобранцев. А может, здоровяков напугали жерла пушек, которые смотрели, казалось, прямо на них — швед был совсем рядом.

Крик капитана привел Барнабу и Недана в осмысленное состояние, и они схватились за рукоятки помпы. Наверное, им никогда прежде не приходилось рвать жилы. Они начали откачивать воду в таком потрясающем темпе, что «Рыжий лис» перестал погружаться и по-прежнему шел на сближение с флейтом, хотя и с меньшей скоростью.

Густав Берг чересчур поздно понял замысел капитана пинка. Сначала он торжествующе расхохотался, когда ядра едва не разломили вражеское судно пополам. Дело сделано, решил швед, и устроился поудобней, чтобы понаблюдать за агонией противника.

Но когда он с огромным удивлением отметил, что искалеченный, полуразрушенный пинк не тонет, а продолжает сближаться с ним, капитан забеспокоился. Густав Берг присмотрелся и увидел (благо до вражеского судна уже было рукой подать), что московиты готовятся к абордажу.

— Орудия к бою! — приказал Густав Берг; и тут же опомнился — канониры только начали их заряжать. — Лейтенант, мушкетеров на правый борт! Поторапливайтесь, поторапливайтесь!

Карстен Роде, в кирасе и шлеме, стоял у левого борта вместе с командой. Он боялся. Нет, не смерти, а того, что корсары-новобранцы еще не научились как следует обращаться с абордажными крюками и могут промахнуться с первого раза; а второго шанса зацепиться за флейт может и не быть.

Увидев, что возле борта шведского корабля собираются стрелки с мушкетами, он наконец дал команду своим канонирам:

— Пли!

Залп орудий пинка показался детским лепетом по сравнению с грохотом пушек флейта, несмотря на то, что Карстен Роде приказал перетащить остальные «барсы» на левый борт. Но эффект от выстрелов превзошел все ожидания.

Канониры капера по указанию капитана целили по парусам флейта, — Карстен Роде не хотел причинять будущему флагману своей эскадры серьезного вреда — и когда на шведов посыпались сверху обломки рангоута, те пришли в замешательство. А опомнившись и снова взявшись за мушкеты, чтобы перестрелять московитов как куропаток, шведские стрелки вдруг оказались под убийственно прицельным огнем мушкетонов. Картечь выкашивала их, словно косой, и когда корабли ударились бортами, остановить ораву корсаров было практически некому. Но пинк от удара совсем начал разваливаться, и скорость его погружения значительно возросла.

— Мы тонем, капитан! — прокричал Клаус Тоде.

В это время самые опытные каперы из абордажной команды, притаившиеся на носу корабля среди обломков, вскочили на ноги и с нечеловеческими криками забросили абордажные «кошки». Броски получились удачными — почти все крюки впились в деревянные части флейта. Ухватившись за цепи крючьев, корсары сначала натянули их, а потом хорошо закрепили. После этого судно каперов, удерживаемое цепями, прекратило погружаться.

— К дьяволу! — рявкнул Карстен Роде. — Снимай канониров! — приказал он боцману. — Все на флейт! Вперед, ребята, за мно-ой!!!

Корсары, висевшие гроздьями на снастях «Рыжего лиса», с диким воем посыпались на палубу шведского корабля. Почти все они раньше бывали в серьезных передрягах, поэтому предстоящая схватка не страшила их, а наоборот — добавляла перцу в кровь и хмельного азарта в голову. Завязалась кровавая рубка.

Густав Берг дрался с отчаянием обреченного. Столь быстрый переход из состояния охотника в положение дичи потряс его до глубины души. Ему казалось, что он спит и видит дурной сон. Ну не мог он, один из лучших капитанов Его королевского величества, допустить такой промах, не мог! Это невозможно. Никак невозможно!

И тем не менее факт был налицо: на палубе флейта — его флейта! — находились враги и теснили матросов, которых было больше, но они плохо управлялись с холодным оружием.

Гедрус Шелига первым добрался до капитана шведского судна. Упоение боем поразило и Литвина. Он был без памяти рад, что не пошел на дно, а уж схватка на саблях была его стихией. Тут он мог хоть в какой-то мере распоряжаться своей судьбой.

Гедрус Шелига скрестил свою саблю со шпагой Густава Берга и с удивлением обнаружил, какой ему попался крепкий орешек. Швед в свое время обучался фехтованию у одного из лучших европейских мастеров клинка: его шпага порхала как ласточка, и вскоре Литвин уже помышлял только о защите.

В какой-то момент он поскользнулся на залитой кровью палубе и упал на одно колено. Великолепный клинок шведского капитана, сработанный толедскими мастерами, метнулся к горлу Литвина словно атакующая змея. Гедрус Шелига не успевал ни защититься, ни сменить позицию, чтобы избежать разящего выпада. Время словно остановило свой бег. Он с ужасом наблюдал, как сверкающее острие медленно и неотвратимо приближается к его телу, и никакая сила не в состоянии остановить это смертоносное движение.