Быть евреем: секреты и мифы, ложь и правда - Борис Меерзон

Хаскала изменила традиционный образ жизни евреев, их быт. Евреи стали носить европейскую одежду. С приходом Хаскалы закончилась эпоха Талмуда. Вместо изучения Талмуда было введено обучение ремеслам. Евреи ринулись в образование. Сыновья и внуки малограмотных уличных торговцев и мелких лавочников, ремесленников и подмастерьев становятся видными учеными, врачами, юристами, журналистами, издателями, музыкантами. Хаскала привела к эмансипации евреев, но, вместе с тем, она способствовала и ассимиляции евреев.

Писатели Хаскалы. Величайшими писателями Хаскалы были демократически настроенные еврейские писатели, такие как Менделе Мойхер-Сфорим (1836–1917), Ицхак-Лейбуш Перец (1851–1915), Шолом-Алейхем (1859–1916) и другие. Желая послужить своему народу, они своими книгами о смысле жизни человека стремились просветить забитых нуждой местечковых евреев. В своих повестях, рассказах, пьесах они призывали человека жить в согласии с самим собой и окружающим миром, утверждая, что в этом заключается счастье и смысл человеческой жизни, а не в стремлении к обогащению и наживе, полагая, что деньги и честь, богатство и порядочность несовместимы. Они высмеивали ограниченность евреев-богатеев и с любовью писали о простых людях местечка, защищая униженных и оскорбленных. Писали они о народе и для народа на простонародном языке идиш.

Эти и другие еврейские писатели в свойственной им манере, сочетая юмор и лиризм, стремились дать своему еврейскому народу надежду на лучшую жизнь. Литература Хаскалы создала образы местечковых евреев, возвысив их до уровня общечеловеческих типов.

В конце XIX — начале XX века в Палестину стали приезжать жители восточно-европейских местечек с русско-еврейским менталитетом. Это поколение евреев положило начало современной израильской литературе, получившей в наши дни международное признание.

* * *

Ицхак-Лейбуш Перец

СЕМЬ ЛЕТ ИЗОБИЛИЯ

(печатается с сокращениями)

Жил некогда в Турбине носильщик, звали его Тевье, и он был большой бедняк.

Как-то раз в четверг стоял он на базаре, подоткнув полы своей одежды под веревку на чреслах, и высматривал, не придет ли к нему откуда-нибудь спасение, не даст ли ему кто-нибудь заработать на Субботу. А в лавках кругом, как назло, ни души, не спешат покупатели, и некому снести поклажу.

Поднял бедняга глаза к небу и взмолился — не омрачить ему Субботы, не дать жене его Серл и деткам ощутить голод в день субботний.

Уже во время молитвы почувствовал он, что кто-то дергает его за полу. Обернулся и увидел перед собой какого-то немца: охотничий костюм, куртка обшита зеленой тесьмой и перо на шляпе!

И сказал ему немец на чисто немецком языке, который мы передаем еврейским разговорным языком:

— Послушай-ка, Тевье! Суждены тебе семь лет изобилия, семь лет счастья и благоденствия и большие деньги. От тебя, однако, зависит, когда придут эти семь лет. Пожелаешь — еще сегодня воссияет твое счастье; еще до того как зайдет солнце, которое светит над твоей головой, и ты сможешь купить весь Турбин со всеми его окрестностями. Но спустя семь лет ты снова станешь бедняком. А пожелаешь — доброе, благословенное время наступит лишь к концу дней твоих, и тогда ты покинешь мир самым богатым человеком.

Был это, как потом оказалось, Илья-пророк, прикинувшийся, по своему обыкновению, немцем. Но Тевье вообразил, да простится нам тысячу раз такое сравнение, что это простой колдун, и ответил ему:

— Мой милый немчик, Б-га ради, оставь меня в покое! Не про тебя будь сказано, я бедней бедного, нечем мне справить Субботу и нечем заплатить за твои труды и советы.

Но когда немец, не отставая, повторил все то же и раз, и другой, и третий, слова его наконец дошли до Тевье.

— Знаешь что, дорогой мой немец! — проговорил он. — Если ты это всерьез, не издеваешься над бедным носильщиком и в самом деле ждешь ответа, то я тебе признаюсь, что имею обыкновение по каждому делу советоваться с женой своей Серл. Без нее я тебе окончательного ответа дать не могу.

Немец заявил, что советоваться с женой — дело очень хорошее, и предложил Тевье сходить и спросить ее, а он, то есть немец, тем временем постоит здесь и подождет его.

Тевье еще раз огляделся — нет, работы не предвидится, можно сходить домой и потолковать. Тут ему терять нечего. Оправив полы своей одежды, он зашагал за город, к пустырю, где жил в глиняной мазанке.

Увидев его в раскрытое окно (дело было летом), Серл радостно выбежала ему навстречу. Она думала, что муж принес ей немного денег к субботнему дню.

Но Тевье сказал:

— Нет, Серл, Он, да святится имя Его, заработков мне еще не послал, зато ко мне явился какой-то немчик.

И он рассказал ей, как было дело: явился немец и заявил, что им суждены семь лет изобилия и только от них зависит, когда они наступят — сейчас или перед их кончиной. Вот он и спрашивает ее: когда лучше?

Серл, недолго думая, ответила:

— Поди, любезный муж мой, и скажи своему немцу, что желаешь наступления семи лет изобилия сию же минуту.

— Почему, Серл? — удивленно спросил Тевье. — Спустя семь лет мы ведь снова станем бедняками, а обедневшему всегда тяжелей, чем нищему от рождения.

— Не заботься, любезный друг, о будущем. Бери, что дают, и при этом скажи: «Благословен Г-сподь каждодневно». Тем более что надо платить за обучение детей. Их уже выгнали из хедера. Гляди, вон они играют в песке.

Этого было достаточно, чтобы Тевье помчался к немцу с окончательным ответом: он желает наступления семи лет изобилия немедленно.

Тогда немец напомнил ему:

— Подумай еще раз, Тевье! Сейчас ты здоров и крепок, можешь кое-как заработать себе на хлеб. Но что будет, когда ты состаришься, обеднеешь, а сил для работы уже не станет?

Но Тевье ответил:

— Послушай-ка, немец! Жена моя желает обещанного сейчас же. Во-первых, говорит она, благословен Г-сподь каждодневно, и велит не заботиться о будущем; во-вторых, детей прогнали из хедера.

— Ну, если так, — ответил немец, — иди домой. Не успеешь дойти до порога, как станешь богачом.

Хотел было Тевье расспросить, что будет, когда кончатся семь лет, но немец уже сгинул.

И вот Тевье отправился домой. Подошел к дому и видит: на задворках играют его дети в песке. Приблизился… Но что это? Они выгребают из ямки не песок, а чистое золото, настоящее червонное золото. Понятно, больше не о чем было говорить. Тут-то и начались эти семь лет, семь лет изобилия.

Но время летит, как пущенная из лука стрела, и семь лет миновали. К Тевье вновь явился немец, чтобы объявить, что семь лет прошли, что сегодня ночью исчезнет все золото и в земле, и в доме, и даже у соседей, где они могли его припрятать.

И застал он Тевье посреди базара, как и семь лет назад. Подоткнув за пояс полы своей одежды, он опять выжидал, не подвернется ли ему какой-нибудь заработок.