Быть евреем: секреты и мифы, ложь и правда - Борис Меерзон

И сказал ему немец:

— Послушай, Тевье! Семь лет уже кончились.

И ответил ему Тевье:

— Поди скажи об этом жене моей. Все семь лет богатством владела она.

Пошли они вдвоем за город, подошли к той же глиняной мазанке на пустыре и застали Серл у дверей. Была она в том же убогом платье, как и семь лет назад, только на лице у нее сияла улыбка.

Немец и ей повторил, что семь лет изобилия кончились.

Она ответила, что никакого изобилия они еще не видали, что никогда это золото своим не считала, ибо только то, что человек честно добудет своими десятью пальцами, принадлежит ему, а богатство, доставшееся не в поте лица, только дар Г-сподень, оставленный Им для ублажения убогих и сирых. Свое золото она тратила лишь на плату за обучение детей: за Б-жью Тору можно платить Б-жьими деньгами. И только! Если Творец мира нашел лучшего хранителя Его богатства, пусть забирает и передает его другому.

Илья-пророк выслушал ее и исчез. Услышанное передал Суду Всевышнего. И Суд Всевышнего решил, что лучшего хранителя золота ему не найти. И семь лет изобилия длились до конца дней Тевье и его жены Серл.

* * *

ПРИТЧИ ИУДАИЗМА

Одним из древнейших жанров словесного искусства у многих народов, в том числе и у евреев, возникла притча — одна из первых форм художественного мышления, как отклик на стремление людей к нравственному совершенствованию.

С помощью притчи человек искал ответ на вопрос о том, как следует себя вести в огромном и очень сложном мире.

Притчи иудаизма — это краткий рассказ, содержащий поучение в иносказательной форме, побуждающий человека к размышлению, воздействуя на его чувства. Притча — это искусство слова попадать в сердце. Она не содержит прямого наставления и морали. Каждый человек сам извлекает мораль из притчи исходя из своего жизненного опыта, знаний, понимания норм поведения людей, многовековой мудрости иудаизма.

Взглянуть на небо

Однажды, глядя из окна на рыночную площадь, рабби Нахман увидел одного из своих последователей, некоего Хайкеля, который куда-то спешил и бежал через площадь. Нахман окликнул Хайкеля и пригласил его к себе в дом.

— Скажи, Хайкель, — спросил Нахман, — видел ли ты небо сегодня?

— Нет, рабби.

— А улицу ты видел сегодня?

— Да, рабби.

— Расскажи мне, что ты видел.

— Видел я людей, лошадей, телеги, кареты, шумных торговцев и их товары, бранящихся крестьян, бегающих взад и вперед мужиков и баб. Вот всё что я видел.

— Эх, Хайкель, Хайкель, — покачал головой рабби Нахман, — и через пятьдесят, и через сто лет здесь будет улица вроде этой. И рынок будет вроде этого. Другие купцы будут торговать другими товарами. Другие экипажи будут возить других людей. Но ни меня, ни тебя уже не будет. Вот я спрашиваю тебя, Хайкель, какой прок в твоей беготне, если у тебя нет времени взглянуть на небо.

Люди забыли низко кланяться

Молодой человек спросил старого раввина: «Мы слышали, что в прошлом, в старые золотые дни, люди, бывало, видели Бога своими собственными глазами. Бог, бывало, ходил по земле, встречался с людьми и называл людей по их именам. Бог был очень близко. Что же случилось теперь? Почему мы не видим Бога? Почему Он больше не ходит по земле? Почему Бог забыл землю? Почему Он прячется от нас и куда Он ушел? Почему Он больше не поддерживает за руку людей, спотыкающихся во тьме? Раньше Он, бывало, делал это».

Старый раввин посмотрел на ученика и сказал: «Сын мой, Он и сейчас там, где был, но люди забыли низко кланяться, чтобы увидеть Его».

Маленькие камешки и большие камни

Два человека пришли к великому знатоку Торы и попросили объяснить им разницу между добром и злом.

Один из них считал себя большим грешником, потому что в молодости, поссорившись с близким другом, ударил его в пылу гнева тяжелой палкой и убил. С того дня его не переставала мучить совесть.

Второй человек никогда не впадал в грех и, по крайней мере, в собственных глазах, был чист и ни в чем не повинен.

Выслушав обоих ученый муж попросил их рассказать о себе: что они делали в прошлом, как зарабатывали на жизнь, совершали ли они плохие поступки.

Первый, сквозь слезы, поведал о том, как он убил своего лучшего друга, и что он не надеется на прощение ни на земле, ни на небесах. Второй заявил, что не помнит за собой никаких проступков, а если и водились за ним мелкие грешки, то они давно выветрились из его памяти.

Тогда ученый талмудист сказал первому: «Пойди, сын мой, в поле, что через дорогу, найди самый большой камень и принеси его мне. А ты, — обратился он ко второму, который считал свою жизнь безупречной, — пойди на то же поле и принеси много самых маленьких камешков, да побольше, сколько сможешь донести в руках».

Оба пошли выполнять задание. Когда они вернулись, раввин посмотрел на камни и сказал: «А сейчас отнесите эти камни точно на те же места, откуда вы их взяли. Затем возвращайтесь ко мне».

Опять оба пошли выполнять задание. Первый, который принес раввину самый большой камень, легко нашел то место, где взял его, и положил его обратно. А второй никак не мог вспомнить, где он брал мелкие камешки. Так и вернулся он к раввину, не выполнив его задания.

Тогда раввин сказал: «Человеческие поступки подобны этим камням. Ты, — сказал он первому, — легко вспомнил, где брал большой камень, и положить его на место не составило труда. А ты, — обратился он ко второму, — не смог это сделать, потому что мест, откуда ты брал камешки, было слишком много и всех не упомнить».

Раввин поднялся. «Благо человеку, чья совесть тяготит его, как большой камень. Тогда с его души легче снять грех и раскрыть её для раскаяния», — объяснил он. А самодовольному себялюбцу, не видевшему за собой никаких провинностей, он сказал: «Но горе тому, кто не обращает внимания на мелкие ошибки. Не замечая их, он и прощения просить не станет, тогда как даже большой грешник своим покаянием помогает себе стать лучше и чище».

«Евреи — наше несчастье!» В средние века христианство, желая стать главенствующей религией в мире, вело кровопролитную борьбу с иудаизмом. Действия церкви были направлены не против «еврейской расы», а против того или иного еврея, не желавшего перейти из иудаизма в христианство. Стоило этому еврею креститься, как он из отверженного тотчас становился равноправным членом общества и в дальнейшем не подвергался гонениям и притеснениям. Со стороны христианства это были лишь антиеврейские действия, которые порой называют религиозным антисемитизмом, хотя это еще не был антисемитизм, как таковой.

Со второй половины XIX века с освобождением западного общества от зависимости церкви дискриминация евреев постепенно утратила религиозную мотивацию и начала приобретать экономический, социальный и политический характер.